Всеволод Иванов - Кремль. У

— Никто не помогает, знаете… — сказал он, застенчиво улыбаясь, — Валерьян Львович помогал, знаете, работать, но привычки нет к топору, да и у меня тоже. Мозоли и мышцы болят. Вы не предполагаете.

— У вас и без того много родственников.

— Такого сильного родственника, как вы, даже и иметь приятно.

— Уверяю вас, что я не еду на Урал, да и вообще, если и плотников пригласить, то и они эти перегородки смогут разрушить не меньше как в неделю. Вы только посмотрите, что вы здесь нагородили. Ведь это же черт знает что такое, ведь у вас суматохи в голове меньше, чем перегородок.

Он беспомощно осмотрелся. Перегородок, действительно, было чудовищно много, особенно выделялись они после того, как он отколол несколько досок.

— Что же делать, как же мы встретим Лебедей? — сказал он растерянно.

— Есть способ.

— Какой?

— Выжечь все к чертовой матери вместе с клопами.

— Но и стены сгорят.

— А на кой они черт и кому нужны?

— Все-таки, знаете, стоят, и противопожарная команда существует, я и мечтать не могу о пожаре, мои родственники так боятся пожара…

Я подошел к нему ближе:

— Знаете что, сожгите их вместе с родственниками.

Он отшатнулся.

— Знаете, у вас беспокойный характер, очень хорошо, что вы отказались ехать с нами.

Мы услышали позади себя крик. Черпанов сидел и орал, не имея сил разомкнуть вежды. Я плеснул ему в лицо водой.

— Заснул! — воскликнул он, раскрывая глаза. — На минутку оставил доктора покараулить, пошел за папироской и заснул.

Он выбежал на крыльцо. Насель растерянно шел с нами, осторожно неся в обеих руках топор.

— Не проходил?

— Нет! — ответил доктор.

— А долго я спал?

— Не больше десяти минут.

— Вы можете еще полчаса обождать?

Доктор кивнул головой. Черпанов обернулся к Населю, отнял у него топор и швырнул его по коридору. Насель покорно ушел.

— Очень хочется справиться о костюме. А вдруг не лжет. Вдруг он не такой хитрый, как я воображал, дядя Савелий? Ведь здесь все может быть разрушено.

— Скажите, где в вас правда?

— А где видите.

— Но что вы вчера, бредили или действительно?

— Вот человек, который видит истину, а вы, Егор Егорыч, извините, но вы мотаетесь совершенно непотребным образом.

— Хорошо, я вам добуду костюм, ну вас к черту. А когда поезд Лебедей привезет?

— Часа в четыре.

— Жаль, что не увижу, я уезжаю.

— Счастливого пути. Но, пожалуй, не стоит с костюмом. Вдруг это замысел, чтобы я не устремился, не углубился, ведь могу примерять, присматривать, вот Населя обидел, а он подшить и подровнять может; я углублюсь в примерку и пропущу его.

Мне подумалось, что, пожалуй, если ему действительно необходим костюм, то он есть подлинный Черпанов, человек, для которого костюм, конечно, необходим, но, с другой стороны, психоз короны, переданный мне доктором, смущал меня. Но делать было нечего, надо было или уходить из дома или ждать доктора, с другой стороны, мне хотелось показать торжество своей силы над братьями. Я подхватил Черпанова под руку и втолкнул почти в комнату братьев. Черпанов все-таки за эти дни заметно изменился, стал растерянный. Комната братьев была разгромлена по-прежнему, как мы ее оставили, только что стол поставили. Братья встретили нас подобострастно, видимо, Сусанна не передала им еще вчерашнего разговора, да и вряд ли передаст вообще. Они были тоже растерянны:

— Как же, ломать перегородки или нет?

Черпанов как плюхнулся на стул, так и спал с открытыми глазами, воспаленными от бессонницы и напряжения. Я думал: как мне спросить — сразу или же дать им возможность побеседовать, но они предупредили меня. Они, видимо, бранились всю ночь, потому что один из них начал жаловаться:

— Что же это, Егор Егорыч, вы не думайте, что я устал или у меня не хватает мускулатуры, при усилии, я вообще весь дом могу разломать, но ведь это ж чепуха происходит: ты ломаешь перегородки, а он женится.

Вошла очень оживленная Людмила, сказала одно слово «готово» и ушла. Валерьян указал на нее рукой:

— Вот, смотрите, уже и невесту уговорили. И Насель женится. Вообще, сегодня днем в доме будет справлен ряд свадеб совершенно неожиданных. Людмила многим способствовала.

Осип сказал примирительно:

— Людмила это дело понимает, но это не значит, что мы испугались коллективной любви, но приятнее на общее пользование отдать свою жену, она и послушается, и тем жертва будет выше для общества, а то что такое: какая-то девчонка. Чужую девчонку всякий может подкинуть, здесь нет никакой жертвы.