Всеволод Иванов - Пасмурный лист (сборник)

– Да вы, голубчик, не спутали?

– Как я мог спутать? Я вас переспрашивал несколько раз. Еще вы рассказывали, как четверо умерли с ослепительно счастливыми лицами.

Врач, от изумления, снял даже руки с руля:

– Решительно не помню!

– Боже мой, я, как цыпленок в яйце, уже сделал наклев в скорлупе и готов был освободиться… Вас я прощаю, Петр Александрович. Вам не удивительно спутать, вы имели столько встреч и потрясающих событий в море… но Ольга Осиповна, она-то даже ни разу не купалась в море!..

Студент подался вперед. В крошечном зеркале, прикрепленном вбок против сиденья шофера, отражались пыльные березы, вспаханные под озимь поля, мерцающие окна деревень, и среди всего этого – жалкое и беспомощное лицо Сергея Сергеича, его очки, мокрый от волнения подбородок, плохо, торопливо выбритый. Особенно почему-то этот подбородок растолковал многое студенту, а главное то, что Сергей Сергеич влюблен в Ольгу Осиповну, влюблен, едва ли сам зная об этом!

«Фу, какой же я дурак! – думал сконфуженно студент. – И как я сразу не мог догадаться? А еще смотрел и слушал Шекспира?» Впрочем, при чем тут Шекспир. Сергей Сергеич не знает о своей любви. Ольга Осиповна и не догадывается, как не догадывается и Гавриил Михеич или этот врач. Что же касается девочки и оранжевой ленты, дело объясняется просто. Ольге Осиповне понадобилось отослать на день-другой Сергея Сергеича за город. Он ей мешал. Он болтлив, способен наболтать глупости. Пусть прокатится! Ему для здоровья полезно, тем более что рядом – врач.

«Ну, а я-то тут – какая спица в колеснице? – раздражаясь на себя, думал студент. – Мне надо заниматься, а прогулки мне зачем?»

Ответа не было. Он досадовал на себя, а к тому же езда на автомобиле доставляла ему удовольствие. Врач правил умело, машина, несмотря на выбитую дорогу, шла быстро. Как было бы приятно ехать, поезжай они по делу!.. Мелькнула лощина. В углублении на дне ее, где росли мелкие липы, мальчишки драли луб. Студент вспомнил слова отца, когда тот отпускал его в город учиться: «Даже луб драть, и то надобна наука». И как же иначе? Луб легко отрывается, когда теплая погода, малый ветер да малый дождь. Тогда, говорят, кору ветром откачивает, дождем отмачивает, теплом отпаривает. «Луб?! – думал с каким-то негодованием студент. – Луб – дело, а вот куда и зачем мы едем?»

Холмы удлинялись, увеличивались, словно стадо, которое гонит к водопою пастух. Показались Зеленецкие Рытвины – глубокие овраги, поросшие по дну осинником, поверху – сосняком. За Рытвинами виднелись горы, а у подножия их – нефтяные вышки и какие-то треугольные высокие здания, должно быть, входы в каменноугольные шахты. Места эти, видимо, хорошо были знакомы врачу. «Вот это колхозниками запущено под лес, – объяснял он, – а вот тут вправо, разделывают под пашню. Трудолюбивый здесь народ на редкость, лечатся только старухи».

Чаще стали встречаться грузовики, наполненные тусклыми глыбами каменного угля. Лес был сильно прорежен, и озорно блестели в зеленой глубине его далекие глыбы скал. Горы! Горы невысокие, российские, нашей удали по пояс, но все же горы, все же скалы, обрывы, пропасти, ручьи, орлы, и – кругозор, кругозор!

Сергей Сергеич повернулся к студенту.

– Хорошо?! – с сияющим видом спросил он.

Лицо студента ответно засияло, и он, невольно улыбаясь; сказал:

– Очень хорошо.

Врач захохотал счастливым хохотом:

– Ну, еще бы! Почти море. Я знаю, куда править.

Возле речки, сапфирной и речистой, у свежесрубленного моста, они увидали лафет тяжелого немецкого орудия, бог весть как попавшего сюда. На краю лафета, устремив глаза в лес, сидел пожилой человек, по-видимому, охотник: две легавых собаки дремали у его ног. Лесом, невидимо, с вдумчивым грохотом, катился поезд с углем – от шахт. Врач спросил, здороваясь с охотником:

– Много выводков, Андрей Андреич?

– Страсть! И заметьте, как война, так эта птица плодится и плодится. Надолго, Петр Александрович?

– То-то, что на день, Андрей Андреич, – ответил врач, спускаясь к речке.

В такт поезду врач размахивал и постукивал ведерком, в такт стучал мотор автомобиля, в такт жил лес, – и в такт всему этому благолепию хотелось жить и Сергею Сергеичу и студенту. Когда врач вернулся и голубая, певучая струйка воды полилась в радиатор, Сергей Сергеич, переглянувшись со студентом, сказал:

– Мы, Петр Александрыч, надумали по лесу побродить. Грибы или что другое…

– Одобряю, одобряю, – басом отозвался врач. – Сам бы остался, да работы сегодня предстоит много. Надо осмотреть три больницы, может быть, операцию сделать: веко у одной молодайки испортилось. Обратно поедем поздно ночью, не возражаете? Ночью – дорога, как в море, – строптива и шумна, ха-ха!