Александр Доронин: Перепелка — птица полевая

— Даже горсточку зерна на отвезем! Хватит. План мы выполнили. Что осталось — заложим под семена, остальное раздадим колхозникам. Люди бесплатно не будут пахать землю — прошли те времена, когда за «палочки» вкалывали.

На следующий день Вечканова вызвали на бюро райкома, которое вел сам Левщанов, и объявили выговор.

… Вечканов смотрел на Атякшова и никак не мог понять, что он хотел сказать… Дадут новый выговор? Нашли, чем пугать! Выговоры — как комариные укусы. С работы выгонят? С дипломом инженера не пропадет. Хорошо было бы, если прислали на его место другого председателя или же выбрали из сельчан. Возможно, тогда дела пошли бы лучше. Взять Комзолова. Чем не председатель! Умный, толковый! С людьми тоже ладит. Одно плохо — жена тяжело больна.

— Ну, скажи-ка, что с тобой теперь делать? — прервал мысли Ивана Дмитриевича Атякшов. Он вышел из-за стола, прошелся по-хозяйски по кабинету и тихо продолжил: — Я не столько из-за конюшни вызвал — конюшня старая и на дрова не годилась. Бог с ней! Я вот о чем хочу тебя спросить. Почему бы на колхозные деньги не построить свинокомплекс? А? Сил в Вармазейке хватает, мясо бы разделили по затратам.

— Здесь, Герасим Яковлевич, ведь нового ничего нету. И раньше строили, только пользы — с воробьиный клюв. В соседнем районе, слышал, сделали по-другому: всех свиней и телят раздали колхозникам. Помогают кормами. Вырастут — колхозы продадут их государству. Деньги поделят пополам.

— Эка, чем хочешь меня соблазнить, — покачал головой Атякшов. — Рассуждаешь почти как кулак. Вначале лошадей раздал, теперь и поросят хочешь отправить вслед за ними. Что не жизнь! Сиди только, чихай и считай деньги. — Вот что, — легонько стукнул ладонью по столу. — Сегодня же поеду к вам на собрание. Ждите, — и протянул председателю руку.

Улица встретила Ивана Дмитриевича сильной пургой — с ног валила. «Уазик» уже ждал на обочине. Вечканов сел и, тяжело вздохнув, сказал шоферу:

— Завтракать, Илья! С пустым брюхом и в церковь не ходят. Грехи грехами, а после каждого поклона есть тянет…

— Все равно, Иван Дмитриевич, поклониться придется: жена у агронома умерла, — будто обухом по голове стукнула новость шофера. — Заходил к сестре Гале, ей из села звонили…

— Де-ла, — только и смог сказать председатель, в сердце будто вонзили острую иглу. Так часто бывает в жизни: за два дня — сразу две беды.

Жена Комзолова страдала неизлечимой болезнью… И вот сегодня ее провожают в последний путь.

Павел Иванович шел за гробом с опущенной головой, даже мороз не изменил бледности его лица. Он смотрел и смотрел на желтое лицо покойной. На ее чело падал снег и не таял.

«Хорошо, что не дождь, с ног до головы бы промокла», — думал Павел Иванович. Он шел с сыновьями, слева — младший, Митя. Дома его звали Митек. Ему недавно исполнилось шесть лет, и он, видимо, еще по-настоящему не понимал, какое горе постигло их семью. Утром встал сегодня очень рано. Поднял вздремнувшую около него Казань Олду и стал спрашивать:

— Олда сырькайнем2, где мои лыжи, на горку пойду кататься.

Ребенок совсем, что с него возьмешь?..

Женя, старший, в этом году заканчивает восьмилетку. Он шел за гробом и плакал, вытирая слезы рукавом. Всем своим существом осознав тяжелую утрату, Женя нервно гладил руку отца, словно ища поддержку и те силы, которые укрепляют душу. Павел Иванович знал, что сын почти всю ночь не спал, даже икота возникала у него. «Если сейчас повис у меня на руке, то что будет на кладбище? — тревожно подумал он. — Как бы не случилось с ним истерики!»

Старший Комзолов сам еле удерживался от слез, но по-мужски крепился. Поднимаясь на гору, оступился и чуть было не упал.

Женя поддержал его. «Ты посмотри, даже и не думал… Сам худенький, точно прутик, а сила есть!»

Кладбище расположено на пригорке, окутано деревьями. Ивы и тополя — толстые, высокие, скрипели голыми верхушками, будто жаловались на то, что люди редко навещают могилы родственников. Стояли грустные кресты и железные памятники со звездами. От широких ворот между деревьев тянулись тропинки. Здесь хоронили из Вармазейки, деревень Чапамо и Петровка. Правда, последней деревни сейчас уже нет, ее жители переехали на центральную усадьбу, но местом похорон осталась левая сторона кладбища.

— Пал Ива-ныч! Пал Ива-ныч! — позвал женский голос.

Комзолов повернулся — около машины стояла Лена Варакина.

— Мужики спрашивают, изгородь сейчас занести?

Из гаража привезли железную загородку, ребята, видимо, не зная, что дальше делать, ждали, что им скажут.