Николай Кузаков - Красная волчица

Малыш стоял рядом и виновато смотрел на Василия. Он распутывал следы сохатого в низине, когда услышал рев медведицы. Он-то не допустил бы зверя до хозяина. Да что теперь поделаешь, опоздал.

Василий выдернул нож из туши медведицы, вырезал кусок сала и, морщась от боли, смазал раны, разорвал рубаху и замотал их как мог.

Вспомнил про ружье. Бердана лежала у ног. Взял ее, передернул патроны.

— Ну, Максим, не дай бог нам теперь с тобой встретиться.

Опираясь на ружье, как на посох, он побрел к табору. Каждое движение причиняло острую боль. В распадке Василий вышел на звериную тропу. Сделал несколько шагов по ней, закружилась голова, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Очнулся. Где-то журчал ручей. Василий пополз, волоча за собой ружье. Звон струй доносился откуда-то снизу. Он разорвал мох, и в лицо пахнуло сырой свежестью.

Максим следом за Василием шел по ягоднику, осторожно поглядывая по сторонам. По пути он кое-где замечал разрытые медведем муравейники. От этого ему становилось не по себе.

Максим боялся, но в этом он стыдился признаться даже себе. Да и кто бы поверил, что он, Максим, который родился и вырос в тайге, который не раз ходил на зверя, который не знает и не представляет себе жизни без тайги, — вдруг боится этой тайги.

Да, Максим боялся. И надо же было так случиться, что тогда, еще весной, на какой-то миг дрогнуло сердце охотника и отняло у него мужество.

Помнится, пошел он за село на озеро пострелять уток. Устроился в камышах с подлесной стороны. Но не везло: даже чирка не смог подстрелить.

Тем временем ночь наступила. Он уже собрался домой идти, как услышал шаги. Оглянулся. Черной тенью шел на него какой-то зверь. «Медведь», — мелькнуло в голове. Взвел Максим курки двухстволки. Зверь замер. И было слышно, как он потянул носом воздух.

Максим и сам не помнит, как нажал на спусковые крючки: из ружья метнулись в ночную темень два огненных языка, грохнули выстрелы, зверь фыркнул и, ломая чащу, убежал в лес.

Назавтра по селу поползла молва, что кто-то у старика Двухгривенного борова подранил. Но Максиму от этого было не легче. С перепугу он несколько дней пролежал в постели.

Здоровье потом вернулось, но страх остался в душе. Стоило Максиму войти в лес, как ему начинало казаться, что медведь стережет его и нападет сзади. Каждый охотник пережил это. Только одни подавили страх сразу, другие — постепенно.

Но как об этом сказать людям? Смеяться станут. А для охотника нет ничего позорнее, чем прослыть трусом.

Вот и сейчас Максим остановился, чтобы завязать оборку на ичиге. Положил ружье и присел. И тут на него наскочил медвежонок-пестун. Он удирал от Василия. Максим, забыв про все, пополз к дереву. Вскочил возле него. А по ягоднику медведица идет.

Страх парализовал Максима. Он даже не вспомнил про ружье. «Спасайся!» — мелькнуло где-то в сознании. И, петляя между деревьями, он побежал. «Максим, стреляй!» донесся голос Василия. Он только подстегнул его, загнал в распадок. Здесь Максим остановился, оглянулся, не бежит ли за ним медведица. Но не успел перевести дух, как с хребта накатилось глухое рычание.

В себя Максим пришел только тогда, когда недалеко от табора, в ельнике, преградило ему путь озеро.

Было тихо. Над озером бесшумно кружили чайки и, стремительно падая в воду, ловили мелких рыбешек. На середине озера плавала гагара. К ней подплыли два серых гагаренка и стали клянчить еду, смешно вытягивая шеи. Гагара нырнула, за ней скрылись под водой и птенцы. Жизнь здесь шла своим чередом, и никому не было дела до трагедии в лесу.

«Что с Василием?» Этот вопрос отрезвил Максима. Внутренний голос шептал: «Беги на помощь, пока не поздно. Смой свой позор хоть кровью. Ведь трусов убивают. Так поступали деды, так поступали их сыновья, так поступают их внуки».

Максим повалился на прохладную землю и зарыдал, как ребенок, проклиная и себя, и охотничью жизнь.

После слез стало немного легче. Ни о чем не хотелось думать. И Максим, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот покой, смотрел в чистое голубое небо, где неторопливо плыло одно-единственное облачко.

И тут его заметила чайка, заметалась над ним. На ее зов слетелось еще десяток птиц. Подняли крик на весь лес, а Максиму в этом крике слышалось: «Уходи! Уходи!»

Он через силу поднялся и побрел к табору. Как его там встретят? Что ждет его? Теперь ему было все равно. Ох и долгим показался ему путь от озера да стоянки.

Здесь уже работу кончили, и каждый занимался чем-то своим. Первым Максима увидела Надя. Шагнула к нему и остановилась. Охотник из тайги без ружья, одежда изо* рвана, товарища нет.