Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Василию Осиповичу Петрову, заслуженному агроному РСФСР, ученому и хлеборобу, п о с в я щ а ю

Два месяца стояли лютые морозы. Онон перемерз на перекатах, хлынули верховые воды-наледи, разлились на десятки километров зеленоватой гладью и парили круглые сутки. Прибрежные кусты покрылись куржаком и при малейшем движении воздуха издавали холодный звон. Под тонким покровом снега трескалась земля. Ее стонущие вздохи усиливались к ночи, когда над степью нависало холодное, продрогшее небо. Поседели скалы. В них по ночам ухали филины, пугая редких путников и зверей.

Над деревнями, точно дым, круглые сутки клубился туман. По утрам он сгущался так, что в десяти шагах не видно было домов. Казалось, что солнце навсегда покинуло Забайкалье. Если верить старикам, так это цветочки, бывали холода и покруче: звери от стужи задыхались, птицы на лету замерзали.

К концу февраля потянул низовик. Унесло туман. Кусты стряхнули с себя куржак. И долгожданное солнце залило землю ярким светом.

Алексей вышел из купе покурить. Еще час назад, с трудом одолевая затяжные подъемы, поезд медленно, точно на ощупь, шел среди лесистых гор. А теперь, оказавшись в широкой долине, стремительно мчался по холодным рельсам. Невдалеке за окном темно-зеленой грядой тянулся хребет. Сосновые боры то приближались, то отдалялись. У их подножья белой полоской застыла Ингода, она напетляла по низине, наделала проток и стариц. Сразу видно, неуемный характер у этой забайкалки. Алексей смотрел в окно, и тревожная радость подкатывалась к сердцу. Захотелось поскорей добраться до Онона. «А вдруг меня там никто не ждет? — подумал он. — Ведь прошло больше пяти лет…» Из соседнего купе вышла светловолосая женщина. Ее сходство с Анной было настолько велико, что у него невольно замерло сердце. Женщина прошла мимо. «И что это я, как мальчишка, — облегченно вздохнул Алексей. — Только еще этого не хватало: всех женщин за Анну принимать».

Не зря говорится в пословице: если тебе суждено вылететь из седла, так конь на ровном месте споткнется. Встретил Анну, думал на судьбу набрел. А жизнь взяла да и перекроила все по-своему.

В тот год Алексей работал бригадиром тракторной бригады. Анна закончила десятилетку и поварила на полевом стане. Началось все с рыбалки. Алексей вычерпывал воду из лодки: он собирался поставить на ночь переметы. Подошла Анна с ведром, зачерпнула воды из реки.

— Алеша, возьми меня с собой, — попросила она. — Я никогда ночью по реке не плавала.

— А не боишься в омут к водяному угодить? Там и днем-то, того и гляди, на бойца [1] Боец — камень, торчащий из воды. (Примеч. автора.) наскочишь.

— Да я же, поди, на Ононе выросла.

— Тогда собирайся.

Потом они сидели под утесом пониже Белого камня. Робкая летняя ночь дышала свежестью. В скалах плакали турпаны: «Ко-а-а, ко-а-а». О валуны с шумом разбивались волны, и на берег прохладной росой падали мелкие брызги. В протоке глухо стонала выпь. Где-то совсем рядом время от времени подавал тоненький голосок кулик-перевозчик: «Пи-пи, пи-пи». Вдруг откуда-то появились летучие мыши, заметались над головами.

— Кыш, кыш, — замахала руками Анна и прижалась к Алексею. От близости Анны Алексею стало не по себе.

— Аннушка, знаешь что…

— Что?

Анна повернулась к нему. Алексей видел ее глаза: они были темные с блеском; видел ее губы: полные, сочные. Алексей еще не представлял всей огненной сладости прикосновения женских губ и удержался, не обнял Анну.

— Давай, Аннушка, поженимся.

— Как же так, Алеша, сразу-то? — разочарованно протянула Анна.

— А что мудрить-то? — немного осмелел Алексей.

— Ты мне хоть одно ласковое слово скажи.

— А что эти слова говорить-то, и так все ясно.

— Что ясно-то?

— Люблю я тебя.

— А я тебя? Ты бы хоть спросил.

— Так я вот и спрашиваю.

— Для такого раза ты бы хоть обнял меня.