Жанна встала, подошла к нему, мягко положила руку на плечо:
— Слушай, Вовка… ты псих… К тебе пришла женщина. Понимаешь, женщина, которая тебя любит… Ну будь же ты человеком. Ну?..
Когда она ушла, торопливо прикоснувшись напомаженными обильно губами к его лицу, он еще долго стоял у раскрытого окна. Было уже около одиннадцати, в городе все было тихо, и только какая-то парочка любезничала вполголоса в беседке во дворе. Походил немножко по пустым гулким комнатам. Тихо. Сел к телефону, набрал номер. Сашка откликнулся тревожно, вполголоса:
— Слушаю, Григорьев…
— Рокотов… Ты не можешь сейчас зайти ко мне?
— Слушай, а не поздно?
— Зайди. И Петьку захвати с собой. Мне неудобно в общежитие ему звонить. Черт знает что подумают.
— Ага… Опять идея?
— Нет. Прощальный разговор.
Сашка долго перемалывал в уме последнее его выражение, видимо, ничего не понял, потому что сказал торопливо и недоуменно:
— Так… У тебя что-то с рельсов сошло… Иду. Вот жизнь, а?
Они с Рядновым пришли минут через пятнадцать. Видимо, по пути Сашка сказал что-то тревожное Петру, потому что, когда приятели вошли в комнату, Ряднов глядел на Рокотова настороженно.
— Ну? — Сашка плюхнулся в кресло, в котором только что, перед уходом, сидела Жанна. — Мы слушаем…
— Может, чаю, а?
— Слушай, ты не морочь голову. Я из постели к тебе… Только лег Джером Джерома почитать. Говори. А Петьку от личной жизни оторвал. Доволен?
— Есть коньяк… — Рокотов принес бутылку, стаканчики маленькие достал, несколько яблок. — Вот все… Ну, к столу давайте.
Сели. Рокотов налил каждому. Сашка буркнул:
— Чудеса… В первый раз вижу Рокотова в качестве инициатора выпивки.
— Дело такое… — Рокотов хлебнул из своего стаканчика, — позвал вас для разговора не очень приятного…
— Привыкли, — сказал Сашка. — Давай уж.
— Кореневка, видимо, погорит.
— Так… — Пауза была длинной и тревожной, и Сашка не сказал, а выдохнул: — Новость. Рассказывай, что получилось? Приказ из Москвы?
— Нет. Просто я хочу, чтобы у вас не было неприятностей.
— Пожалел. Говори все.
— Триста тысяч тонн руды для мартена… Богатой руды на восемьдесят второй год. Будет работать электрометаллургический. Он берет основные объемы. Пусть на него будут работать два ГОКа… Рудник и карьер должны давать руду для домен… В воздухе повисают триста тысяч тонн. Это моя ошибка.
— А Кореневка?
Рокотов вынул из книжки принесенную Жанной бумагу, протянул ее Сашке. Тот глянул бегло, пожал плечами, подложил ее Ряднову. Петька даже с места не двинулся, только глаз скосил на бумагу.
— Тра-та-та, тра-та-та… — сказал Сашка, — еще одна авантюра… Ах, друг мой, Вовка… Полтора месяца дури в счет дяди и товарища Рокотова. А через неделю выйдет свирепый шеф — и сразу же вопрос товарищам Григорьеву и Ряднову: а что вы сделали за это время, хуторяне? Рисовали картинки товарищу Рокотову? А ну, молодчики, походите-ка очередные полтора месяца без заработной платы.
— Можешь считать, что эти деньги ты получишь от меня лично, — сказал Рокотов.
Тихо было за столом. Только вдруг кашлянул Петька и будто про себя:
— А я такой дренаж вычислил… Две ночи не спал. Арапы… бандиты… Да ну вас. Чтоб я с вами еще…
И к коньяку не прикоснулся! Просто встал и пошел к двери. Сашка зашевелился в кресле, хотел последовать его примеру, потом, видимо, раздумал. Когда затихли внизу на лестнице тяжелые шаги Ряднова, прищурил глаз с хитрецой:
— А у меня вопрос… Можно, а?
— Чего спрашиваешь?
— Ты-то теперь как, Володька? Тебе нельзя проигрывать.
— Значит, проиграю.
— Врешь. Не верю, чтоб сам согласился. Ищешь?
— Ищу.
— Зачем торопился с разговором? Может, найдешь что?
— Я хочу, чтоб и вы с Петькой искали.
Задумался Сашка. Рокотов видел, что краска стала возвращаться на побледневшее лицо. Пусть думает. Теперь это для него будет раздражителем. Разве смирится Григорьев с тем, чтобы что-то осталось для него нерешенным? Нет… Тут вступит в действие бешеное григорьевское самолюбие. Пусть.
— Ладно, — Сашка встал, — ладно, вождь и учитель. Я пойду спать. Спасибо за хлеб-чай… За коньяк тоже. Удружил. В случае чего инструктором возьмешь? Нет? Почему же?
— Таланта нет… Райком — не богадельня, куда берут всякого.
— Я не всякий, Рокотов, я твой соратник… А потом, я пошутил.
— Не шути на эту тему.
Сашка задумчиво глядел на него:
— И чего я каждый раз за тобой иду, а? Ну чего? Ведь ты ни шута для меня не сделаешь, Рокотов. Ты даже для себя ничего не сделаешь. Ты — донкихот. Ты несовременен. А почему? Где твой прокол, Рокотов? Где? А-а, ладно. Пошел я к семье.
Читать дальше