Он был совсем рядом, в Харькове. Какое-то совещание. Послезавтра будет в Славгороде. Остановится в гостинице. Ждет. Хорошо было бы, если б она смогла приехать на пару дней. Можно было бы вдоволь поговорить.
Она поедет. Она обязательно поедет. Даже просто для того, чтобы увидеть его. Интересно, почему он не писал ей все это время? Будет оправдываться. И все равно, она хочет его видеть. В Москве все было так хорошо. Она даже думала, что в жизни уже так не бывает, что только в романах писатели сочиняют что-либо подобное. А у них было. Он даже никогда не стремился перевести знакомство, добрые их отношения в близость. И это ей больше всего в нем нравилось, потому что вся ее жизнь с семнадцати лет состояла из бесконечного противоборства с пошляками, начинавшими приставать на улице, намекавшими на свои финансовые возможности и связи с власть имущими.
Андрей… Смешной, с сутулой фигурой, с очками на конопатом носу, с голосом, почти по-старчески надтреснутым. А смех какой? Когда он смеялся в общежитии на втором этаже, его слышно было на четвертом.
Вот она увидится с Андреем, и все будет ясно. И кончатся эти мучения, связанные с ее поступком в отношении Рокотова. Он уже, наверное, утешился, а она все еще переживает, что обидела его. Иногда она видит знакомый газик, пылящий по проселку, и тогда старается быстрее сойти с дороги. Он ездит очень неосторожно, даже на поворотах не сбавляет скорости. Лихач. К чему все это?
Однажды она поехала в Васильевку на совещание в райздравотдел. Вечером сходила с коллегами в кино. Возвращалась в гостиницу поздновато. А навстречу шел тяжело и медленно усталый человек. Доктор Косолапов, когда человек неторопливо перешел улицу и скрылся в одном из подъездов, сказал, глядя ему вслед:
— Наш первый секретарь райкома… Любопытная, доложу вам, фигура. Оч-чень любопытная.
И Вера так и не решилась спросить его о том, что он имел в виду, хотя интересовало ее это очень.
Потом как-то подвозил ее из райцентра Насонов. Ехал сам, без шофера. Сообщил, что теперь уже не будет требовать больничного:
— По двадцать четыре и восемь десятых центнера взяли пшеницы на круг с гектара, — радостно сообщил он и добавил: — Теперь не будет выговора… Лучший результат в районе.
Она усмехнулась, а он, заметив это, сказал:
— А я вот что тебе скажу, Вера… Как дочке своей. Откровенно и честно. Вот хоть что ты мне ни говори, а бабьей вашей политики не понимаю. Да на тебя такой человек глаз положил… Сообрази ты. В общем, мое мнение персонально таково: глупость сморозила, девка. Хоть ты и доктор, а глупость сотворила. Исправляй, а не то… В общем, на Владимира Алексеевича сейчас прямая атака идет…
— Что, неприятности? — быстро спросила она.
Насонов улыбнулся понимающе:
— Ага… не так еще и плохи дела у нашего первого секретаря. Со службой у него все как надо, а вот бабенка одна его запросто доконать может. Гляди. Пристала к нему как… в общем, мой тебе совет, ты этот вопрос серьезно продумай. Может быть поздно, если в стороне стоять будешь.
Потом она однажды видела издалека, как Рокотов высаживал из машины у автовокзала высокую красивую, женщину. Только лицо ее Вере не понравилось. Слишком намазана и толстовата. Да и не первой свежести. Во всяком случае, по виду лет тридцать шесть — тридцать семь… Никогда бы не подумала, что Рокотов может ухаживать за женщинами старше себя возрастом.
А злость на Рокотова оставалась. Теперь уже за то, что слишком легко говорит главные слова. Кто ему теперь, после всего происшедшего, поверит? И тут же сама себя укоряла: а что ему делать оставалось, когда она так ему ответила? Может, и рад бы он снова приехать, да боится того, что уже было.
Если б он знал, сколько мыслей о нем? Наверное, подумал бы, что она в него влюбилась и терзается своей ошибкой. Как бы не так! Просто она думала бы так о любом человеке, оказавшемся на его месте. Потому что не привыкла обижать людей!
Однажды она уже почти совсем решила поехать в райцентр и объясниться с ним. Даже билет на автобус взяла. А потом подумала, что никогда не сможет этого сделать. Просто не сможет, и все. И ждала письма от Андрея как спасения, как лекарства от бесконечных угнетающих мыслей. Но только его письма. А сама писать никогда ему не будет. А там пусть как получится.
И вот письмо пришло. Позвонили ей в больницу, и она, не дожидаясь, пока его принесут, помчалась сама. Да, он помнит о ней, он вспоминает с грустью все, что было в Москве, мечтает увидеться. Надо столько переговорить.
Читать дальше