Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят

Именно до этого окончательного устройства дел в своем нейтральном государстве дошел статский советник и член разных благотворительных комитетов Данила Захарович Боголюбов в ту пору, когда мы застаем его в богато убранной столовой, окруженного его семьей. Его жена, полная и красивая женщина, лет тридцати, с немного ленивым и томным выражением на лице, разливает чай. Около нее сидит девочка лет шести, прелестный живой ребенок с быстрыми глазенками, с головой, украшенною бесчисленными папильотками из газетной бумаги, издающими, как и ее сильно накрахмаленное платье, какие-то своеобразные звуки при каждом движении девочки. Это дочь Боголюбовой, Лидия. Напротив помещается на детском высоком кресле мальчик лет трех с пухленьким тельцем, одетым в кружева и прошивки. Это младший сын Боголюбовых, Аркадий. Около него читает книгу юноша двенадцати лет, стройный, высокий, голубоглазый блондин с немного женственным лицом, изящно одетый, к лицу причесанный, по-видимому, мягкий, предупредительный и сильно впечатлительный человечек. Это старший сын Боголюбовых, Леонид. Имена этих детей так романичны, и Боголюбова в восторге, что ее муж согласился дать детям именно эти имена, любимые ею уже во дни ее девической жизни, когда она среди вечного безделья зачитывалась всевозможными французскими и русскими романами. Немного в стороне от прочих членов семьи, как председатель в совете, сидит глава нейтрального государства Давило Захарович Боголюбов, плотный и видный, немного слонообразный мужчина с сильною проседью в коротко подстриженных волосах, с строгим выражением на полном, гладко выбритом лице, с глубокомысленно сдвинутыми густыми бровями, с большим орденом на шее. Покойно поместившись в большом мягком кресле, он читает газету и изредка сообщает своим подданным новые сведения, могущие интересовать их, или свои соображения, могущие послужить им в пользу.

— Вельский в камер-юнкера махнул, — произносит он сквозь зубы, не отрывая глаз от газетного листа. — Повезло. И то сказать, в правоведении курс кончил!

— Ах, теперь еще более нос вздернут! — заметила томно хозяйка. — И без того земли под собою не слышали…

— Ну, как ни вздергивай нос, а без нашего брата не обойдется. Дела-то мы делаем, — твердо и с сознанием собственного достоинства произнес хозяин и отпил чаю.

Наступило молчание. Хозяин продолжал читать. Хозяйка задумчиво выводила ложечкой по подносу какие-то узоры из пролитого чаю.

— Холера опять из Турции идет. Народ только пугают, — проговорил сквозь зубы хозяин. — Мало ли какие болезни бывают, не высчитывать же всех. При мнительности черт знает что станешь думать.

— А что, приключений никаких нет? — спросила жена, очнувшись от своего ленивого раздумья.

Хозяин мельком окинул глазами страницу.

— Мальчишка какой-то застрелился, — ответил он, пробегая глазами строки. — Женщина потонула, бросившись с моста в Неву… Нашли в бесчувственном состоянии человека на выборгском тракте, умер по дороге в клинику, знаков насилия на теле не оказалось…

— Ах, это все от пьянства, все от пьянства! — с отвращением проговорила хозяйка. — Вот так-то ваш почтенный братец когда-нибудь умрет где-нибудь под забором. Я до сих пор не могу забыть последней встречи с ним. Ободранный, пьяный, встретился на Невском и еще осмелился назвать меня сестрицей. Я со стыда сгорела. Кругом люди, извозчики, а он называет меня сестрицей!

Хозяин хранил упорное молчание и, по-видимому, весь углубился в чтение газеты. Он не любил, когда говорили о его брате.

— Право, теперь на улицу страшно выйти, — продолжала хозяйка. — Это уже третий раз он меня скандализирует. И помяни ты мое слово, когда-нибудь он нас еще осрамит как-нибудь в нашей собственной квартире или просто обворует.

— Глупости, брат никогда вором не был, — недовольным тоном пробормотал хозяин, еще сильнее углубляясь в чтение газеты.

— Не был, так будет. Пьянство до всего доводит, — возразила хозяйка. — Этому надо положить какой-нибудь конец.

— Э, матушка, что ты говоришь! — совсем раздражительно произнес муж, отхлебывая чай. — Ну, как я положу этому конец? Ведь не можем же мы запретить ему ходить по улицам?

— Выслать его надо из города. Такие люди опасны.

— Глупа ты и больше ничего!

— Вы прелестно выражаетесь! И еще при детях! — с едкой иронией заметила жена. — Выслать нельзя какого-нибудь одного пьяницу, когда стольких высылают. Это мило!

На несколько минут воцарилось полнейшее молчание. Наконец хозяйка заговорила снова: