Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят

— Я тебе говорю: молчи! Ты уж совсем командовать мною вздумала, — перебила ее княгиня, начинавшая терять терпение. — Ты и приютом управлять не хочешь ли? Ступай и не изволь являться сюда! Волю взяла!

Княгиня прошлась в волнении по комнате и несколько сухо обратилась к Катерине Александровне.

— Очень жаль, дитя, что я тут ничего не могу сделать! Дарья Федоровна святая женщина. Если она что делает, то поверьте, что это делается во имя чистой христианской любви к ближним и спорить с нею не нам с вами. Не наказывать детей за их проступки — это значит потакать их новым шалостям. Если бы ваша воспитанница не была сиротою, то ее можно бы отдать к родным, теперь же было бы еще хуже, если бы Дарья Федоровна вытолкнула ее на улицу. Вы еще молоды и потому вы утрируете последствия этого наказания. Но, верьте мне, дело не так страшно. Скворцову накажут; она поплачет, погорюет и, бог даст, исправится. На счет же Рождественского я приму меры; конечно, я не выдам ни вас, ни его…

— Ну, вот вам и Шемякин суд! — воскликнула Глафира Васильевна.

— Ты все-таки еще здесь? — топнула ногой княгиня, делавшая вид, что она не замечает своей домоправительницы.

— Не ажитируйтесь! не ажитируйтесь! Вредно вам это! Уйду! — проговорила Глафира Васильевна. — И давно надо было уйти, а то еще и меня на старости лет для примера выдерут. Драли же сперва, как молода была…

Глафира Васильевна широко раскрыла портьеру и вышла из кабинета.

— Волю взяла! — проговорила княгиня. — Этот народ удивительно способен забываться! Добрая девушка, а взбалмошна так, что с нею терпенья не хватит… Пользуется тем, что росла со мною, что я привыкла к ней…

Катерина Александровна, уже поднявшаяся со своего места, находилась в лихорадочном состоянии.

— Княгиня, неужели вы ничего не сделаете для спасения этой девочки? — спросила она едва слышно у Гиреевой, тревожно ходившей по кабинету.

— Я вам сказала, что тут нечего делать, — холодно ответила княгиня. — Ее нужно наказать; нельзя же потакать подобным поступкам. Вы сейчас видели пример, до чего доходят эти люди, когда им потакаешь…

— Она и без того наказана, жестоко наказана! — проговорила Катерина Александровна. — Подумайте, что бы вы сказали, если бы вашу взрослую дочь стали наказывать при всех ее…

— Да вы забываетесь, моя милая! — вдруг остановилась княгиня перед молодой девушкой и смеряла ее с ног до головы глазами. — Кого вы сравниваете? Что могло бы быть общего между моею дочерью и этой девчонкой? Ступайте!

В глазах княгини блеснул какой-то недобрый огонек. Эта маленькая старушка казалась теперь выше своего роста; это всегда добродушное лицо дышало теперь бесчувственной холодностью. Но Катерина Александровна не трогалась с места. Она как человек, действующий не по расчету, а под влиянием сильного чувства, забыла все и помнила только одно, что теперь или никогда нужно спасти Скворцову.

— Позвольте по крайней мере ей выйти из приюта, — проговорила она. — Я возьму ее к себе.

Княгиня уже совсем надменно и свысока взглянула нл Прилежаеву.

— Во-первых, ее не выпустят, — резко и отчетливо заговорила она, — а во-вторых, если бы ее и выпустили к вам, то вам пришлось бы оставить вместе с нею приют.

— О, я вполне согласна на это! — обрадовалась Прилежаева, забыв все последствия своего бессознательно высказанного решения.

— Вы просто нездоровы! — проговорила княгиня, пожимая плечами. — Идите и, пожалуйста, избавьте меня от подобных сцен! Вы дерзкая и сумасбродная девочка и больше ничего. Идите! — Княгиня отвернулась и пошла из кабинета в другую комнату.

Катерина Александровна едва удерживалась от слез, едва удерживалась на ногах; она видела, что ее хлопоты здесь не кончились ничем. Что-то вроде ненависти и отвращения к княгине закралось в ее сердце. У нее осталась теперь одна очень слабая надежда иа Боголюбова, к которому она и решилась идти от княгини. Утомленная и измученная, с поникшей головой вошла она в комнату Глафиры Васильевны.

— Сейчас завтрак подадут! — сердито проговорила Глафира Васильевна, тревожно расхаживавшая по своей комнате.

— Мне надо идти…

— Ну, вот еще! Подождите!

— Чего ждать? Я буду хлопотать у Боголюбова.

— Не нужно: и здесь гнев положат на милость, — решила Глафира Васильевна.

Катерина Александровна вопросительно посмотрела на нее.

— Неужели вы так думаете? Княгиня решительно отказала…

— Э, ведь мы эту канитель из года в год с лишком тридцать лет тянем, — сердито махнула рукой Глафира Васильевна.