Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят

— Ну, уж это не ваше дело, — возразила Зубова насмешливым тоном.

— Кроме того, вы старое белье смешали с новым, — промолвила Катерина Александровна.

— Значит, так надо, вас ведь не спросят. Это мое и Анны Васильевны дело.

— Я не думаю, чтобы Анна Васильевна стала отдавать детям лохмотья вместо нового белья.

— А вы спросите ее, — рассмеялась Зубова.

— Конечно, спрошу.

Прилежаева отправилась к Зориной и объяснила ей, в чем дело.

— Ах, что вы мешаетесь не в свои дела, — раздражилась старуха. — Нельзя же все новое шить детям.

— Но мы должны же сделать законное число перемен белья.

— Мы, мы! — сердито повторила старуха. — Кто это мы? Уж не вы ли? Кажется, белье лежит на моей ответственности и на ответственности Зубовой.

— Я думаю, мы все должны заботиться о детях.

— Ну, предоставьте это мне как начальнице. И вообще я попрошу вас не мешаться в мои дела. Вы слишком своевольничаете.

Катерина Александровна пожала плечами и вышла. Она поняла, что тут просто-напросто совершается кража. Приходилось или молчать и оставить детей ходить в дырявых рубашках и юбках, или донести на начальницу. Всевозможные подкопы и интриги были не в характере Катерины Александровны; ей самой пришлось испытать много неприятностей от шпионов, и потому она чувствовала отвращение ко всякого рода доносам. Но ее все-таки сильно волновала совершаемая в ее глазах кража. Она стала пристальнее вглядываться во вес и с удивлением заметила, что положение приюта в последнее время значительно ухудшилось. Воспитанницам не сменяли белья по две недели, пища сделалась еще хуже, чем прежде, иногда от нее просто тошнило. Кроме того, Зубова, сделавшаяся первым министром Зориной, воевала в приюте на каждом шагу. Зорина, за каждую шалость воспитанниц нападавшая прежде на помощниц, теперь, напротив того, смотрела сквозь пальцы, как помощницы притесняли воспитанниц. Уже в самом начале лета Зубова собственноручно высекла одну маленькую девочку; потом был еще один подобный случай; наконец в один прекрасный летний день, по распоряжению Зубовой, должен был собраться весь приют для присутствования при экзекуции, которую хотели совершить над взрослой воспитанницей Поповой. Катерина Александровна, еще не забывшая историю Скворцовой, не выдержала и отправилась к Зориной.

— Что это, Анна Васильевна, у нас делается? — проговорила она в сильном волнении. — Приют обратился в какой-то съезжий двор, где только порют людей.

— Пожалуйста, выражайтесь поосторожнее, — заметила старуха, рассерженная резким тоном Прилежаевой. — Если секут девчонок, значит, они стоят того…

— Совсем не значит. Попову секут за то, что она сказала вчера, что в приюте всякой дрянью из помойных ям кормят. Но ведь действительно обед был отвратительный.

— Ах, боже мой, не трюфелями же кормить из девяти копеек!

— Но и не гнилой капустой. Прежде вы сами…

— Да, пожалуйста, не рассуждайте! Эта мерзавка всех всполошила вчера. Бунтоваться вздумали туда же.

— Еще бы не бунтоваться, если их отравляют!

— Идите вон!

— Я этого так не оставлю! Приют не притон для воров…

— Да вы… да вы… знаете ли, с кем вы говорите! — воскликнула Зорина. — Я вас уничтожу, я завтра же вышвырну вас отсюда.

— Ну, посмотрим! Если дело дойдет до этого, то я не остановлюсь ни перед чем.

Зорина побледнела.

— Что же: уж не доносить ли станете? — саркастически спросила она.

— Я буду только платить той же монетой, которой платят мне, — сухо ответила Прилежаева. — Но прежде чем я выйду отсюда, вы должны отменить наказание Поповой.

— Этого не будет!

— Анна Васильевна, вы подумайте, — серьезно произнесла Прилежаева. — У меня в руках есть доказательства, которые заставят серьезно взглянуть на дело… Я вам говорю, что я не остановлюсь ни иеред чем… Вы знаете, я в прошлом году не испугалась самой графини, а вас-то уж, конечно, я не побоюсь…

— Ну, княгиня увезла с собой вашу покровительницу горничную…

— Вы ошибаетесь, что мне нужно чье-нибудь покровительство; за меня в настоящем случае будут говорить мои доказательства…

— Ну, мы посмотрим, кто выиграет… Одно могу сказать вам, что вы здесь не останетесь более…

Катерина Александровна вышла. Через несколько минут Зорина потребовала к себе Зубову. Прошло около часу, Зубова не являлась с совещания; в приюте царствовала гробовая тишина, все ждали чего-то недоброго, видя встревоженное лицо Катерины Александровны и зная, что через час должно начаться сечение. Наконец в класс явилась Зубова; она была красна, как вареный рак, и на ее лбу выступил пот.