Константин Лагунов - Так было

Собственно, домом это строение недостойно было называться. Маленькая покосившаяся избенка, придавленная снеговой глыбой. С улицы изба походила на снежный ком с двумя темными дырками — окнами.

Двор широкий и пустой. Только в огороде торчала банька да в дальнем уголке притулился небольшой сарайчик. От него к дверям избы пробита в снегу глубокая тропинка. На ней стояла чернявая женщина в распахнутом полушубке, небрежно повязанная серым платком. Увидев подходивших к дому людей, она метнулась в избу. Они вошли следом. Высокий Борис звонко стукнулся лбом о дверную притолоку, ругнулся вполголоса. Хозяйка неподвижно стояла посреди комнаты и недобрыми глазами смотрела на вошедших. В избе было холодно и по-нежилому неуютно. На крюке, вбитом в потолок, болталась зыбка. В ней монотонно и протяжно плакал ребенок. Зыбку качала девочка лет семи. Грязная, нечесаная, с болячками на щеках. С полатей свешивалась лохматая головенка. Горящие любопытством глаза скользили по незнакомым лицам.

— Здравствуйте. — Степан стянул с головы малахай.

— Здравствуйте, — негромко ответила хозяйка и неприязненно посмотрела на него. Степан еле сдержался, чтобы не повернуться и не кинуться вон из этой мрачной избы, где все кричало о жестокой нужде. Глубоко вздохнул, расправил плечи.

— Как фамилия?

— Долина. Агафья Долина.

— На собрании была?

— Ага.

— Знала, что сегодня надо идти косить камыш?

— Ага.

— Почему не пошла? Или тебе общее собрание не указ?

— Почему не пошла, говоришь? — переспросила она, и губы у нее вдруг задрожали. — Значит, заинтересовались мной? Нужна стала мерзлый камыш косить. А сдохла бы я сегодня — и никто б не пришел. У меня вон четверо. И от мужика никаких известий. Должно, погиб. Стало быть, сироты. А я дрова из лесу на себе вожу. Был амбар во дворе — стопили. Мужик перед войной лесу на новую избу наготовил — и его сожгли. Сколько за председателем ходила, слезами плакала, в ноги ему кланялась — дай лошадь дров привезти. А он за сиськи меня лапает. Дала ему по морде. И вот дрова на себе таскаю. Хлеба второй месяц не едим. Картошка кончается. Все лето на траве просидели. С утра погоню ребятишек в лес. Они там понаедятся всякой зелени. Пучит им животы, по ночам блюют, а все-таки исть не просят. Пучки варила. А сейчас что сварю? Снегом их не прокормишь. Продать нечего. Чем мне своим детишкам голодные рты затыкать?.. — последние слова она договорила шепотом и, обессилев, села.

Никто не произнес ни слова.

Постояли, постояли и по знаку Синельникова молча вышли во двор.

— Слушай, Борька. — Степан схватил приятеля за рукав. — Боевое поручение. Чтобы к вечеру у нее были дрова и хотя бы пара мешков картошки. Понимаешь? Ни перед чем не отступай. Действуй.

— Добро….

К полудню у озера собралась добрая половина колхозников. Вскоре туда подошли и Синельников с Новожиловой. Они побывали почти во всех домах. Много горя увидели. Но рядом с людьми, примятыми нуждой и отчаянием, были и такие, кто за тяжелым вздохом и грубостью прятали сытое, тупое равнодушие.

Особенно поразил Степана разговор с Клоповым. Они встретились у калитки его дома. Кузнец, дымя трубочкой, на ходу застегивал пуговицы полушубка. На плече у него — деревянные вилы-тройчатки.

— Доброго здоровьица, — первым поздоровался он, дотронувшись рукавицей до шапки.

— Здравствуйте, Артем Климентьевич, — сухо ответила Новожилова. — Далеко ли?

— На сенокос. — Клопов насмешливо прищурился, а его трубочка вдруг затрещала, застреляла искрами. Он фыркнул коротким широким носом. — На покос спешу, товарищ парторг и товарищ уполномоченный.

— Здорово вы спешите. — Степан осуждающе посмотрел на кузнеца. — Скоро обед, а вы никак не расчухаетесь.

— Промежду прочим, товарищ уполномоченный, вы напрасно на меня волком глядите. — Щеки кузнеца стали как каленый кирпич. — Я нынче поране вас поднялся. Бабам косы наладил да отбил.

— Он человек новый. Откуда ему знать, что вы кузнец? — вступилась Новожилова за Степана.

— То-то и беда, — укоризненно заговорил Клопов, и его трубочка засвистела, вбирая в себя морозный воздух, а из широких волосатых ноздрей повалили клубы дыма. — То-то и беда, что вы все норовите нахрапом взять. С разбегу, значит, раз-два — и в дамки. Был у меня сегодня ваш товарищ. Приставил нож к горлу — давай мешок картошки детям-сиротам, и все..

— Какой нож? — встревожился Степан.

— Это присловье такое. А вообще-то силком выгреб из голбца пять ведер картошки и увез. Вчера вы сено силком отнимали, сегодня — картошку. А завтра за рубахой придете? Где тут закон? Разве Совецкая власть так учит к мужику относиться?