Константин Лагунов - Так было

Поздним вечером в правлении колхоза началось общее собрание. Оно было недолгим, но бурным. Взбудораженные дневными событиями, люди говорили откровенно и резко. Помянули недобрыми словами отсутствующего председателя, поругали Новожилову. Собрание решило: завтра с утра всем трудоспособным выйти на заготовку камыша.

По домам расходились нехотя.

— А вы опять в конторе ночевать будете? — спросила Новожилова друзей.

— Нас вроде никуда не приглашали, — ответил Борька.

— Как это не приглашали? — удивилась Новожилова. — Я ведь предлагала товарищу Синельникову…

— Ничего, — перебил ее Степан. — Переспим и здесь. Не привыкать.

— Пойдемте хоть ко мне поужинаем. На пустой-то живот не больно поспится.

— Это можно, — согласился Степан.

Пока друзья ужинали, в конторе вымыли полы и так натопили, что бери веник и парься.

— Смотри, как о нас беспокоятся. — Борька устало улыбнулся. — Ложимся?

— Проветрим немного. Толкни-ка дверь…

Но дверь отворилась сама, и в контору вошел мужчина лег тридцати. Он был в шинели, ушанке и кирзовых сапогах. Перешагнув порог, он остановился, с тупым любопытством оглядывая ребят. Постоял и тихонько, бочком двинулся к столу. Подошел, прищурился от неяркого света фонаря. Степан в упор глянул на крупное, одутловатое, в багровых подтеках лицо незнакомца.

— Чего надо?

Припухшее лицо с квадратной челюстью исказила ухмылка.

— Дак это я вроде должен поинтересоваться, кто вы и почему здесь. Все-таки я председатель.

От него разило самогонным перегаром. Степан брезгливо сморщился. Цепко схватив мужчину за воротник шинели, подтянул к себе:

— Дерьмо ты, а не председатель! Была б моя власть, я б тебя, подлеца, не раздумывая, поставил к стенке.

— Это как понять? — Председатель ударом ладони отбил руку Степана. Храпнул, будто хрюкнул, и с пьяным задором зашумел, повышая и повышая голос. — Это меня в расход? Я девять раз ходил в штыковую, понял? Имею два ордена и медаль. До меня колхоз разорили, а теперь я к стенке? Да ты знаешь…

— Стой, братишка. — Борька с силой хлопнул по плечу закипевшего председателя. — Кончай пускать пары. Становись на якорь. — И вдруг не выдержал шутливого тона, сорвался в крик: — Ты что думал, на твои ордена и нашивки люди богу станут молиться? Может быть, ты один пострадал за отечество, а нам руки мыши отгрызли? — И тише, с глухой ненавистью: — А сейчас ты поступил как предатель. И не разевай рта. Хотел погубить весь скот. Бежал. Дезертир. Не разевай, говорю, рта, а то я… Мы…

Председатель стих.

— Завтра люди идут косить камыш, — не глядя на него, ледяным голосом заговорил Степан. — На свету. Встанешь первым, соберешь бригадиров и будете поднимать колхозников. За два дня надо скосить и перевезти на фермы весь камыш. И попробуй еще раз улизнуть. А за этот трюк будешь отчитываться в райкоме партии.

— Отчитаюсь. Не грози, — буркнул председатель и, выпятив тяжелый квадратный подбородок, медленно двинулся к выходу.

Друзья, не сговариваясь, сели рядышком на скамью. Посидели, помолчали. Борька сонно клюнул носом, голова его мотнулась.

— Будем спать, Степа?

— Спать, Боря.

За ночь сильно похолодало. Воздух стал прозрачным и как будто звонким. С севера налетали порывы жгучего ветра. Люди зябко ежились и все время норовили повернуться к нему спиной или боком. Пока шли деревней, это еще как-то удавалось, но за околицей, на равнине, ветер заметался, как сорвавшаяся с цепи собака. Он кидался на грудь, грыз лицо, кусал руки. Отскакивал и тут же набрасывался с другой стороны. В одну минуту ветер растрепал шарф на шее Степана, опалил холодом горло и грудь. Парень втянул голову в плечи, кряхтел и ухал. Борька тер ладонью щеки, ожесточенно бил себя рукой по бедру, пританцовывал. Несколько раз, потеряв терпение, он отпускал многоэтажные ругательства.

Степан смеялся окоченевшим ртом и поощрительно хлопал приятеля по спине.

У озера сбились в тесный кружок колхозники. Рядом понуро стояли две лошади, запряженные в дровни. На них — кучи лопат, кос, веревок. Борька еще издали сосчитал собравшихся. Одиннадцать. Тут же был и председатель.

— Никто больше не идет, — сердито сказал он, гулко стукая промерзшими рукавицами. — Морозище, мать его. Может, подождем с этим день-другой. Должно же потеплеть…

— Бери косу, — перебил его Степан. — Становись впереди, и начинайте косить. Мы пойдем за народом.

Они пошли втроем: третьей была Новожилова. Начали с крайнего дома.