Константин Лагунов - Так было

Она мягко положила ладонь на его вздрагивающую руку, прижала ее:

— А силы тебе не занимать. И коль есть желание — разворачивайся. Только сходи снова к Рыбакову. Без его поддержки тебе не осилить.

— Ладно.

Целую неделю Андрей ловил Рыбакова и не мог поймать: то он в колхозе, то на бюро или заседании. Встреча произошла неожиданно.

Как-то ранним вечером Андрей стоял на обочине дороги. Мимо летела цепочка девушек-лыжниц. Они бежали торопливой, ходкой перебежкой. Андрей в прошлом был неплохим лыжником и сейчас с завистью следил за девчатами.

— Любуешься, комбат? — прогудел над ухом знакомый голос.

Андрей вздрогнул, повернулся. Рядом, протягивая руку, стоял Рыбаков.

— Любуюсь. — Пожал руку Василию Ивановичу. — Молодость вспомнил.

— Почему молодость? Разве на войне не довелось на лыжах погарцевать?

— Нет. Я же командовал саперным батальоном. Мы все переправы строили. Сколько этих переправ навели. Соединить бы их все в одну — вышел бы мостик километров на сто. Потеха. Хорошее было дело.

— Не горюй, комбат. У тебя и здесь немало хороших дел.

— Это верно. Я вот одну штуковинку задумал. Хотел посоветоваться.

— Валяй.

Они медленно зашагали серединой дороги. Оба под стать друг другу — высокие, плечистые, поджарые. Рыбаков с интересом слушал Федотова. Время от времени кивал головой, приговаривая: «Дело». А когда комбат выговорился, полковой комиссар сказал:

— Стоящее дело. Двигай…

В районной газете появилось объявление:

«Завтра в 12 часов дня в Доме культуры состоится собрание инвалидов Великой Отечественной войны, проживающих в поселке Малышенка».

К назначенному времени зал Дома культуры был полон. Инвалиды пришли в боевой форме, с нашивками и наградами. Неумолчной горной речкой плескались голоса. Здесь говорили о разном, но больше всего о войне. Казалось бы, все здесь знали друг друга, не раз встречались и беседовали. А вот сошлись, и снова слышатся радостные возгласы. Собираются гуртом однополчане, и начинаются воспоминания.

Пришли сюда и незваные, которых любопытство из щели в щель загоняет. И, конечно же, райкомовский сторож Лукьяныч. Старик расхаживал, браво выгнув грудь, громко стуча деревяшкой. Он подходил к сгрудившимся в кучи инвалидам, прислушивался к разговору, преувеличенно громко хмыкал, поддакивал, вставлял словечки, всеми силами норовя привлечь к себе внимание. Это ему не удавалось, и раздосадованный старик подумывал уже, не отправиться ли восвояси, как вдруг его окликнули:

— Эй, старина! Ходи сюда.

Лукьяныч несказанно обрадовался, узнав однорукого солдата, который однажды едва не прибил его костылем. Проворно протиснулся к старому знакомому, ощерил в улыбке прокуренные зубы, разгладил бороду.

— Как живешь, дед?

— Мне теперича не жизнь, а сплошной праздник, — важно начал Лукьяныч.

— Это почему же так? — полюбопытствовал кто-то.

Старик только того и ждал. Расправил плечи, набрал полную грудь воздуху и с жаром заговорил:

— Я, почитай, именинник. Ванюху моего, сына, значит, к Герою представили, к Золотой Звезде.

— Ну?

— Здорово!

— За что?

— Разведчик он у меня. Отчаянный. Его только на самые что ни на есть важные задания посылают. Где уж никому не под силу, там его выпускают. И немцы его страсть как боятся. Вот как-то главному нашему начальнику запонадобился «язык». Да ишо офицерский. А где его взять? Стало быть, надо к нам какого ни то обера приволочь. Целую неделю наши разведчики бились, сколь людей сгубили, и все зазря. Тогда и послали моего Ивана. Он — в каждый карман по пистолету, за пазуху гранату — и айда. Ну, доходит до одного немецкого блиндажа, а ему фриц кричит: «Стой! Кто идет?» Иван отвечает: «Свои. Несу пакет твоему командиру».

— По-немецки? — спросил однорукий, улыбаясь.

— Чего по-немецки? — не понял Лукьяныч.

— Да Иван с фрицем-то объяснялся.

— С чего бы это? Иван-то, поди, русский. По-русски и разговаривает…

Солдаты покатились со смеху. Лукьяныч понял свою ошибку, хотел поправиться, да ему помешал звонок.

— По местам! — крикнул кто-то.

На сцену вышли руководители района и несколько прославленных фронтовиков.

Поднялся райвоенком Лещенко. Объявил открытым собрание инвалидов войны и предоставил слово бывшему комиссару полка Рыбакову.

В зале сразу стало очень тихо. Василий Иванович вышел из-за стола, подошел к краю сцены. Ловким, быстрым движением одернул гимнастерку, засунул пальцы рук под широкий ремень, разогнал по бокам гармошку складок. Скользнул взглядом по лицам собравшихся.