Константин Лагунов - Так было

Он послушно разделся, лег и, положив голову на ее плечо, скоро уснул. Или притворился спящим…

С утра в кабинете Федотовой не умолкал телефон. За какой-нибудь час у нее побывали все работники райкома, поздравили с благополучным возвращением мужа. Она благодарила, даже смеялась над бесхитростными шутками товарищей.

Только Богдан Данилович Шамов подметил в ней перемену не к лучшему. Улыбаясь уголками губ, он сказал:

— Вы за одни сутки стали неузнаваемой. Говорят, любовь молодит и красит, а у вас усталый и, пожалуй, даже грустный вид. Не зря греки говорили, что все хорошо только в меру.

Полина Михайловна резко отвернулась, крутнула ручку телефонного аппарата. Вызвала первую пришедшую на ум организацию: райком комсомола. Обрадовалась, услышав голос Синельникова. Попросила его немедленно зайти. Подержала еще подле уха умолкшую трубку, медленно положила на место. Теперь она вполне справилась с волнением.

Повернулась к Шамову.

— Учту ваш совет, Богдан Данилович. А теперь давайте поговорим о деле. Скоро весна. Она, как всегда, придет неожиданно. Это, по-моему, будет самая трудная весна из всех. Люди устали, техника — полумертвая, скот содержится впроголодь. А формы нашей политической деятельности — неизменны. Я прошу вас подумать над планом политмассовой и культурной работы на селе. Надо до конца месяца утвердить его на бюро.

— Хорошо, — с подчеркнутой официальностью ответил Шамов, едва заметно качнув лысиной. — Я уже говорил об этом с комсомолом. К концу недели представлю вам мероприятия отдела.

— Ну и отлично. Только побольше новшеств, побольше инициативы!

— Учту. — И Шамов медленно вышел из кабинета.

Полина Михайловна смотрела на дверь, за которой он только что скрылся. «До чего неприятный человек. Скоро три года работаем вместе, а все чужие. Почему он такой настороженный и холодный? Затворился от людей. Сам ни к кому и к себе никого. Почему? Пользуется тем, что сейчас не до него. Разошелся с женой, искалечил жизнь хорошей девушке. Сейчас, говорят, живет со своей домработницей. Двоедушный эгоист. Но — знающий и эрудированный. Пожалуй, даже талантливый. Бывает же такое. Только подлец остается подлецом, каким бы грамотным и талантливым он ни был… А если я не права? Если это личное? Бывают же необъяснимые симпатии и антипатии. Ну, не нравится он мне, неприятен. Значит ли это, что он подлец? Трудно работать с человеком, не уважая его. Надо наконец разобраться в нем. Да не хочется и думать о нем».

Она прикрыла глаза и вдруг увидела залитую ярчайшим солнцем и оттого невероятно зеленую траву. Густую и высокую. А вокруг полянки березовый лес. Белоствольные деревья кажутся празднично нарядными и чуточку грустными. Рядом с ними всегда хочется помечтать и погрустить.

Это была их полянка. Андрей называл ее пятачком. Когда им было особенно хорошо, они приходили сюда…

Скоро весна опять принарядит заветный пятачок. Он будет таким же, как прежде, а может, и краше. Наверняка краше, потому что они не были там целых три года. Но нынче обязательно сходят. Как прежде… Нет. Они не прежние. Андрей? Замкнулся, зачерствел. Что он сейчас делает? Милый!

Полина Михайловна потянулась к телефону, собираясь позвонить домой.

В это время дверь чуть приоткрылась, потом распахнулась во всю ширь. Вошел Андрей.

— А я только что о тебе подумала, — сказала она, выходя навстречу.

— В связи с чем? — насторожился он.

— Глупый. — Она взяла его за руки и усадила рядом с собой на диван.

— Вспомнила наш пятачок. Нынче мы обязательно побываем там. Ты соскучился?

— Ага. Был у Рыбакова.

— Насчет работы?

— Угадала.

— Что он предложил?

— Не знаешь?

— Честное слово.

— Заведующим стройотделом райисполкома. Потеха…

Андрей вошел в работу, как гвоздь в мягкое дерево: с одного удара по самую шляпку.

Не было ни стройматериалов, ни рабочих рук, ни специалистов. Зато были планы, заявки, просьбы, требования. Андрей бегал по организациям, писал, звонил, телеграфировал, ездил в Свердловск, Омск и Тюмень, но дело от этого почти не двигалось. Тогда-то и родилась у него дерзкая мысль. Кое-кто посмеялся над ним — «фантазер».

Полина, выслушав мужа, участливо заглянула в его запавшие грустные глаза и ласково сказала:

— Замаешься, Андрюша. Дело ты задумал нужное, но многотрудное.

— Ничего. — Он упрямо качнул головой. — Ничего. — Помолчал, не глядя на жену, договорил: — Мне своих сил не жаль. Надо же их хоть на что-то тратить. Пить — не хочу, душа не принимает. А…