Тулепберген Каипбергенов - Письма на тот свет, дедушке

А впрочем, не это главное в моем рассказе. Перед входом на базар я увидел большую группу людей. Они с любопытством разглядывали что-то в середине толпы. Дабы разглядеть, что же там происходит, я стал протискиваться вперед... Оказалось, в гуще народа милиционер дрался с каким-то здоровым мускулистым парнем. Дрались они безжалостно. У милиционера на боку болталась кобура с пистолетом, но, видимо, там не было патронов, и он не пытался им даже воспользоваться. Чтобы разнять драчунов, я крикнул: «Прекратите сейчас же безобразие! Вы же убьете друг друга!» — и протиснулся немного вперед. В это время здоровый мускулистый джигит опустил руки, державшие за горло милиционера, и последний рухнул на землю.

— Смотрите! Он убил милиционера! — крикнул я и тут же почувствовал, что кто-то сзади пнул меня ногой. Я, споткнувшись, упал прямо на стража порядка. Похоже, он уже не дышал... Я приподнялся, повторил:

— Несчастные! Он же убил милиционера!

Здоровый джигит стоял рядом спокойно, смахивая пот с лица.

— Ты сам несчастный! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Ты что, умнее всех, да? — сказал еще кто-то мне. — Не вмешивайся, уходи отсюда!

— Кровопийцы! — удивленно воскликнул я. — Что вы смотрите на убийство как на развлечение?..

Толпа зевак отпрянула назад, нехотя стала расходиться. Здоровый, мускулистый джигит исчез с ними. Не зная, кого позвать на помощь, я в растерянности сидел возле убитого милиционера. И тут откуда ни возьмись, примчалась «скорая помощь». Из машины вышли две женщины в белых халатах и два милиционера. Пока врачи щупали пульс у мертвого, милиционеры накинулись на меня, скрутили руки и втолкнули в машину. В отделении, куда мы приехали, меня стали допрашивать, выяснять обстоятельства гибели милиционера. Но, увы, ни одному моему слову не поверили. Между тем один из милиционеров обратил внимание на мою одежду и, узнав, из какой я больницы, по телефону вызвал главного врача. Честно говоря, увидев его, я не знал, куда мне деваться от стыда. Я готов был провалиться сквозь землю. Главврач не стал много говорить с милиционерами.

— Этот человек тяжело болен, к тому же болезнь его инфекционная. Выздоровеет, тогда и допрашивайте его, — сказал он и увез меня обратно в больницу. Там главврач меня перевел в одноместную палату.

Знаете, почему я так разговорился? Просто убедился в том, что у нас люди в основном страдают головной болью. Она — самая опасная из болезней. Ее невозможно оперировать, заменить другой, более здоровой, умной. Иначе как понять, что целая толпа позволила убить милиционера, следящего за порядком?.. Таких людей следует судить. За равнодушие. Хотя и хорошо понимаю, что нет такой статьи в Уголовном кодексе... А жаль!

Пока мое состояние неважное, но если выздоровлю и к этому времени не найдут истинного убийцу, возможно, привлекут к суду меня. Надо же найти козла отпущения! Ведь около несчастного, кроме меня, не было ни свидетелей, ни преступника... Вот тебе и экологическое бедствие!

Одно из интереснейших явлений нашего мира — это споры, возникающие по тем или иным вопросам. Несмотря на то, что белая краска одна, у каждого она бела по-своему. Мы любим утверждать, что правда одна. Одна ли? Почему же тогда очень много споров возникает при определении правды?

«Мир этот поэтому и прекрасен», — говорят одни.

«Мир этот поэтому и противен», — утверждают другие.

«Если не быть безразличным к миру, то придется жить или в огне, или среди льдов», — философствуют третьи.

Писатель Бруно Ясенский когда-то говорил: «Я не боюсь друга, потому что я всегда думаю, что он когда-нибудь предаст меня, я не боюсь врага, потому что всегда думаю, что он когда-нибудь убьет меня, и поэтому стараюсь быть всегда начеку. Для меня самым страшным является безразличие людей. Я живу, всегда опасаясь их, потому что не знаю, когда, в какое время они совершат свою вражду или проявят дружелюбие». Когда я вспоминаю эти высказывания, мне становится плохо.

Все эти мысли так или иначе относятся и к проблеме Арала: море исчерпали и погубили беспечные люди!.. Придя к такому выводу, я перестал понимать самого себя.

Если же рассуждать о беспечности глубже, то подозреваю, что не найдется людей, которые считали бы себя таковыми. И тем не менее у меня нет доказательств, что я и сам не беспечно относился когда-то к природе своего родного края.

С уменьшением вод Амударьи и Сырдарьи на страницах газет, радио и телевидения возникли разговоры о переброске в Среднюю Азию части стока сибирских рек. И только сейчас стало ясно, что эти призывы были «ложью века»...