Григорий Медынский - Честь

version="1.0" encoding="utf-8"?> literature_su_classics Григорий Медынский Честь

Действие повести Григория Медынского «Честь» развертывается в наше время. В центре повествования – советский школьник, девятиклассник Антон Шелестов, вовлеченный преступниками в свою шайку. Автор раскрывает причины, которые привели Антона к нравственному падению, – неблагополучная семья, недостаточное внимание к нему взрослых, отход юноши от школьного коллектива, влияние улицы, разрыв с настоящими друзьями и т. д. Антон – юноша со слабым, неуравновешенным характером. Он делает попытку порвать с засасывающей его тлетворной средой, но ему не хватает для этого силы воли. И вот участие в грабеже приводит его вместе с другими преступниками на скамью подсудимых.

Дальнейший путь Антона Шелестова – возвращение к честному труду.

(Повесть впервые опубликована в журнале «Москва» (№4,5,10,11) за 1959 г.)

1955-1960 ru ru LT Nemo MS Word, FB Tools 2003-10-25 LT Nemo CC21A93C-4F34-4840-BEBF-DBCE3C6FC721 1.0 Григорий Медынский (Григорий Александрович Покровский) Честь М., «Советский писатель», 1978 «Советский писатель» Москва 1978 Григорий Медынский (Григорий Александрович Покровский) ЧЕСТЬ М., «Советский писатель», 1978, 448 стр. План выпуска 1979 г. № 97. Редактор Г. А. Блистанова. Худож. редактор Е. И. Балашева. Техн. редактор А. И. Мордавина. Корректор Г. Н. Гуляева Сдано в набор 02.06.78. Подписано к печати 23.08.78. Формат 84х108 1/32. Бумага тип. № 2. Обыкновенная гарнитура. Высокая печать. Усл. печ. л. 23,52. Уч.-изд. л. 24,58. Тираж 200 000 экз. Цена 1 р. 60 к. Заказ № 460. Издательство «Советский писатель», Москва Г-69, ул. Воровского, 11. Тульская типография «Союз-полиграфпрома» при Государственном комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г. Тула, проспект им. В. И. Ленина, 109

От школы до дома было недалеко, и Антон так и не решил, говорить или не говорить маме о сегодняшних происшествиях в школе. Она, конечно, все узнает обо всем, но уж пусть это будет позже, чем раньше. Впрочем, если говорить о том, что было, то говорить нужно теперь, до прихода отчима, – Антон его не любил.

Чтобы скрыть свое настроение, он вошел в комнату с бодрый видом, беззаботно насвистывая. Но материнский глаз, сразу отметил, как он вошел, как бросил на диван портфель, как в нерешительности остановился посреди комнаты, – явные признаки чего-то неладного. И не успел Антон сообразить, что ему делать, как мать уже стояла перед ним со своим обычным, так надоевшим ему в последнее время вопросом:

– Ну?.. Как дела?

– А что?.. Ничего!

– Ты говорил, что Вера Дмитриевна должна была по геометрии спросить.

– Мало ли что говорил, – недовольно проворчал Антон. – А ты все помнишь?..

– Что же она? Я с ней поговорю!

– Это зачем еще? – теперь уже совсем недружелюбно спросил сын.

– Как – зачем?.. До конца четверти остались считанные дни. Вторая четверть, а у тебя опять двойка выходит.

– Нечего тебе туда соваться!

– Тоник! – воскликнула Нина Павловна. – Как ты разговариваешь!

– А что? Как всегда!.. Ходить тебе туда незачем!..

Резко повернувшись, мать ушла на кухню и стала раздражающе чем-то там греметь, а Антон лег на диван и уставился глазами в потолок. Думать ни о чем не хотелось.

Шум на кухне прекратился, и, вытирая руки передником, в комнату вернулась мать. Она взяла стул и подсела к Антону.

– Тоник!

– Ну? – спросил Антон, продолжая изучать потолок. Ему, кстати сказать, не нравилось это изобретенное мамой имя. Лучше просто: Антон, как его зовет бабушка, как все или даже как дядя Роман называет в шутку: Антошка-картошка! А мама сидит рядом и смотрит, смотрит, точно хочет загипнотизировать его.

– Давай поговорим!

– Опять «поговорим»! – Антон рывком поднялся и сел, уставившись теперь взглядом в пол. – О чем?

Он поднял глаза на мать, на ее светлые, пышные волосы, аккуратно подобранные, заколотые, как это бывает разве только на манекенах в парикмахерской, на ее нарядный, с яркими розами по кайме веселенький фартучек, повязанный поверх такой же нарядной шелковой пижамы, и на чистое, почти без единой морщиночки лицо, покрытое толстым слоем крема. Все это и особенно крем, его неживой, отвратительный блеск, вызвало у него чувство глухой, еле сдерживаемой неприязни.

Зачем это?

Антон знал, что к приходу отчима противная, пижама уступит место нарядному платью, а лицо будет вымыто, вытерто как будто ничего не было, потом брови мамы окажутся темнее ее волос, губы станут кирпичного цвета и на щеках появится чуть заметный румянец. Зачем? Разве она не красива и так, сама по себе? С тех пор как Антон помнит ее, мама всегда была лучше всех, красивее всех, и незачем ей мазать лицо кремом, который делает ее до обиды уродливой и неприятной. И почему это должен видеть он, Антон, а не тот, ради кого все это делается? И так не вязался со всем этим грустный, страдальческий взгляд ее больших голубых глаз, когда она подсела теперь к нему. Ничего, кроме раздражения, этот взгляд у него не вызвал.

Читать дальше