Ольга Туманова: Будни

Я регистрирую почту. Надо сосредоточиться и записывать в журнал основной смысл каждого письма.

Ко мне вновь подходить Виктор и говорит, ехидно улыбаясь, что меня вызывает Левчук. Снова бросаю почту в стол, иду к Левчуку.

- Наташа, вот тут ребята бьют челом, помочь им надо.

И тут во мне что-то срывается с тормозов. И я больше не хочу быть милой, доброй, интеллигентной.

- Виктор! - поворачиваюсь я к Виктору и говорю громко, ну, неприлично громко, почти кричу. - Виктор! Я ничего для тебя делать не буду (Надо бы сказать: я не могу, с радостью бы, да... Но я говорю: не буду!). Как ты мог! Я тебе всегда помогала. Я ни разу не отказала. А сегодня я никак не могу. Я тебе объяснила. Ты решил меня заставить? Обошел меня? Через Левчука? Не выйдет!

Я поворачиваюсь к Левчуку:

- Почему я должна печатать другому отделу?

- Мы никому ничего не должны. Но надо помочь, - медленно и тихо говорит Левчук.

Конечно, быть добрым за чужой счет выгодно и не трудно, - хочу сказать я Левчуку. И еще хочу сказать, что он мне отвратителен, потому что... И как я могла думать про него, что он... - Но сбоку стола Левчука сидит стенографистка, в дверях остановился Горностаев, и Виктор здесь - и я молчу. Все-таки, я уважаю Левчука.

- Не могу ничем помочь, - заявляю я. - У меня много своей работы.

- Чем же вы сейчас заняты?! - удивляется Левчук.

Объяснять ему про телефоны? Про бумажки, неотправленные, неотпечатанные, неподшитые, нерасписанные? Или удивиться, за что он зарплату получает, как начальник отдела, когда понятия не имеет ни малейшего, чем в отделе заняты сотрудники весь день? Почему в отделе все так неорганизованно? Все бегают, нервничают, ссорятся, мешают друг другу и никто ничего не успевает сделать во время. И я ничего не успеваю делать вовремя, только верчусь вокруг стола и телефонов.

- Почтой, - отвечаю я Левчуку и поворачиваюсь к Виктору.

- А тебе я больше никогда помогать не буду. Никогда не прощу, что ты пошел жаловаться Левчуку.

Виктор выжидательно смотрит на Левчука. Левчук молчит.

Виктор поворачивается ко мне:

- Но ты должна понять...

- Уж я тебе-то не должна ничего абсолютно. И понимать не хочу ничего, отвечаю я и в упор смотрю на Левчука.

- Ну, что ж... идите... занимайтесь вашей почтой. - Левчук разочарован, он был обо мне такого хорошего мнения. Ему все нравилось во мне. То, что я люблю свою работу и не считаю ее мелкой и временной. Мне нравится, что я всем нужна, что без меня работа нашего отдела тут же начинает скрипеть и давать сбой. К тому же я не замужем и не тороплюсь вечерами домой, если надо, всегда задержусь: и бумаги в порядок приведу, и помогу стенографистке, и напечатаю Левчуку отчет. Нет, не ожидал он от меня такого отношения к людям и к делу.

И я не ожидала от него такого отношения к людям. Демократ! Не сказал Виктору: "Иди, с ней разговаривай, уговори". Уж Левчук знает, что это не трудно сделать. Так он к себе вызвал. Приказать. Да еще для другого отдела. И как только я могла думать, что могла бы влюбиться в него?!

Белый уезжает на стройку, отдает мне альбом.

- Приедут за чертежами. Или сам Сумароков, с усами такой, страшный. Ну, вы его не бойтесь. Или кто-нибудь другой. Передайте, пожалуйста.

Подходит Николаев:

- Безобразие. Перепутаны страницы. Куда вы только смотрите?

- Печатало машбюро.

- Довожу до вашего сведения, что за все отвечает секретарь. Я отдаю документы вам, в связи с этим вам надлежит возвращать мне их в полном порядке.

Местный телефон просит Толокнова. Толокнова за столом нет, в книге ухода он не записан. Спрашиваю у Артамонова:

- Вы не знаете, где Толокнов?

- В коридор кашлять пошел.

Бегу в коридор, зову Толокнова.

Надо перенести машинку от Левчука. Прошу Артамонова. У него на лице появляется страдальческое выражение:

- Не могу. Я сегодня полубольной.

Толокнов кладет трубку телефона и вновь идет в коридор.

- Пожалуйста, перенесите мне машинку, - прошу я.

- Вы разве не знаете, что я в том году обе руки ломал. Ну, ладно, идем.

- Да нет, что вы. Я не знала. Я попрошу другого.

- Идем, идем, только для Наты.

Средний возраст наших сотрудников пятьдесят пять лет. Девочки из отдела Виктора называют наш отдел "Кладбищем слонов". Вот и Родионова застонала. Обвязала поясницу мохеровым шарфом и еле встает со стула к местному телефону: в отделе на два стола - один местный телефон, а телефон ей нужен постоянно.

- Наталья Георгиевна, - говорю ей, - а вы переставьте себе на стол телефон Белого. Его же сейчас нет.