- Так, так! Место духовитое... Труба дает теплый дух...
- Там им за первый долг валяться-то!..
- Это справедливо! место хорошее... место миловидное!..
Мещанин сел на лавку, погладил свои седые волосы и огляделся.
- Мешкают они что-то, - сказал мещанин, помолчав.
- Товарищей скликают... Что вы свадьбу, что ль, затеваете? - спросила будочница.
- Да что будешь делать, матушка!
- Кто такие?
- Кушаковы, мещане... здешние жители. Вот внучку просватал за кондитера Ваньку...
- Это хромой-то?
- Хром, матушка, точно, что хром!.. Ну, дохтора обещались оттянуть эту хромоту-то... Беспременно, говорят, оттянем в другое место... И примочку дали, дай бог здоровья... Примачивайте, говорят, через два часа по столовой ложке...
- Ну, дай бог!
- Уж мы и сами бога молим... К спине бы ее, хромоту-то...
- В спину? - спросил Мымрецов, неожиданно услыхав слово, так близко подходящее к шивороту.
- К спине, к спине, друг! Потому, надо так сказать: которая это нога кондитерова, то она более двадцати годов изувечена; ну, мы имеем упование на господа...
- Пьет-то он дюже! - с соболезнованием проговорила будочница. - А уж и девочка ваша!
- Девочка, одно слово! Рукоделью обучена...
- Первая по здешним местам девушка! Уж и мастерок!., ах!
- Ну, да ведь где, матушка, непьяного-то возьмешь? Кто не пьяница-то по нынешнему времени?
Мещанин вздохнул.
- И тяжка же наша женская часть! - заговорила будочница, смотря в печку. - Живет девушка невинная, чувствует про себя всякую любовь, а наместо того: - хвать! да за пьяницу!.. На увечья да на каторгу!..
- Родная! - грустно сказал мещанин. - Нету не пьяницто, нету их! У кондитера, у Ваньки, по крайности сейчас пятьдесят целковых есть! Да платье, погляди-кось, какое невесте подарил! Только что в двух местах маленько тронуто, а то все чистое, можно сказать - муре! Так-то-ся!.. Санта-дубовое обещался - случай есть... Вот и гляди на него! каков он кондитер-то...
При этих словах будочница замолкла. Мымрецов, слушая эти разговоры, начал как-то таинственно покряхтывать, пошевеливаться, и будка неожиданно услыхала следующую речь:
- Ну, тоже, - не спеша начал Мымрецов: - и мужская часть через женскую часть не то чтобы очень благополучно хлеб свой ела...
Тут он остановился, тряхнул головой книзу, завернул лицо в сторону и продолжал:
- Тоже и нашему брату само собой по башке от дамского пола влетает...
С этими словами он вдруг направился к двери.
- Да как вас не бить-то? Как вас, кровопийцев наших, не бить? загорячилась будочница.
- Да, брат! влетает препорядочно-хорошо! - заключил Мымрецов - и скрылся на улицу.
В это время в будку вошел человек лет тридцати, с доброй, но как будто заспанной, отекшей физиономией. Он был в сером армяке с широким квадратным воротником, лежавшим на спине; на шее виднелся ситцевый платок, туго завязанный крошечным узлом. Армяк был подпоясан кушаком; походил он на дьячка. Человек этот был застенчив и робок; добрые глаза мигали часто, словно стыдились чего. За ним вошло еще двое.
- Доброго здоровья! - сказал армяк мещанину мягким и заискивающим голосом.
- Здравствуй, друг! Ты Иван-то?
- Мы-с... Музыка требуется?
- Да, брат. Вот свадьбу затеяли...
- Дело доброе!.. Дай бог час!.. Конечно... Вам один инструмент требуется?
- Да хоть и поболе - все одно. Что уж...
- Да на что вам поболе-то-с? Конечно, что звуку более - ну настоящего увеселения не будет-с... Поверьте, так! Нам это дело вот как известно... Тепериче, например, труба или опять генерал-бас - через них только рев поднимается на балу, ну к танцу он не трафит; танец требует аккурату, чтобы нога действовала в существе, но не то, что ежели мы забарабаним очертя голову! В то время может произойти невесть что...
- Это так! - подтвердил мещанин.
- Поверьте, так! Мы на своем веку поработали довольно...
Мы знаем-с. Нет лучше, как скрипка: тихо, чудесно.... А за ценой мы не постоим...
- А за ценой мы не погонимся! - прибавили два другие лица.
Костюмы этих лиц не отличались доброкачественостью.
Один из них, худенький и сухой человек лет сорока, был в чуйке, старался быть гордым и держать себя в порядке. Другой был в сюртуке, воротник которого терялся в каких-то тряпках, намотанных на шее. Сюртук был засален и застегнут на верхнюю и нижнюю пуговицы; боковой карман отдувался. Человек в сюртуке имел широкое рябое лицо, выражавшее равнодушие и весьма покойное состояние духа; лицо это очень походило на тарелку с кашей, густо намазанной маслом.
- Что же, - спросил мещанин, - и эти молодцы по музыкальному мастерству?
Читать дальше