Макар Последович - С тобою рядом

- Ты что, подходы к железной дороге знаешь лучше тех, кто тут родился?

- Зато я лучше знаю, как ее подрывать.

- Я то же самое когда-то думал, что как сделаю что-нибудь сам, так никто лучше меня не сделает. - Корницкий поворачивался к нарам, где лежал Лопес. - Помнишь, Хусто, наш первый эшелон около Кордовы?

- Там был мост...

- А кто снимал охрану и закладывал заряды? Кто лучше мог это сделать, как не люди, которые жили неподалеку? Они знали не только где и какой охранник стоит, но даже когда он ходит в уборную. Все тогда сделали три простых испанца-железнодорожника. Мне осталось лишь поджечь шнур. Так ведь такую работу может исполнить и малое дитя, дорогой Князь.

- Вы снова шутите, Антон Софронович! А у меня аж руки чешутся. Так и просятся трахнуть какую-нибудь казарму либо паровоз.

- Еще успеешь. Вот вернется от Каравая Хаецкий, тогда минуты свободной не будет. А сейчас - спать!

Если б Мелешко узнал о планах, которые занимали Корницкого, он бы сразу затих. Может быть, это и хорошо, что человеку не дано читать чужие мысли. Он бы увидел иной раз, что от него потребуют больше, чем он может сделать.

Через три дня после ухода Хаецкого от Каравая неподалеку от Барановичей полетел под откос эшелон с танками. Не успели гитлеровцы очистить и отремонтировать путь, как взлетел на воздух мост на семьсот пятидесятом километре. А с эшелоном горючего, который направлялся на Сарны, произошло нечто неожиданное.. Он запылал минут через десять после выхода со станции. Гигантский огненный факел, освещая на многие километры окружающие поля и леса, ошалело мчался вперед, покуда не начали взрываться цистерны. Густые багровые клубы дыма, перегоняя друг друга, рванулись в небо.

Все это было большой неожиданностью для Фридриха Фенса, наместника гаулейтера по Барановической области. До последнего времени он считал вверенную ему территорию утихомиренной. Те, кого гестапо признало небезопасными для великой Германии, уже давно лежат в огромных рвах. Особые команды, выполняя приказ генерала, действовали в городах и селах области с непоколебимой твердостью. Генерал не слышал ни про один случай, чтоб кто-нибудь из его подчиненных терял самообладание даже от плача ребенка, которого живым кидали в могилу. Поэтому Фридрих Фенс принял благодарность гаулейтера за свои решительные мероприятия как вполне им заслуженную.

И вдруг такой гром среди зимней тишины! Вызвать сюда начальника гестапо!

- Вы скверно выполняете ваши обязанности! - загремел генерал, когда начальник гестапо появился в его кабинете. - Три взрыва за одну неделю! Вы знаете, сколько эшелонов задержано перед Барановичами? Эшелонов, которые так необходимы под Москвой!

- Мы приняли меры, господин генерал. Не сегодня, так завтра, а найдем виноватых.

- Ох, мой бог! О каких виноватых вы говорите, господин полковник! Виноваты все, кто тут еще живой! Я вам не однажды говорил: стреляйте первого встречного из местных людей и вы не ошибетесь. Каждый из них наш заклятый враг. Они спят и во сне видят, что нас уже тут нету. А вот эти бумажки вы видели, господин полковник? Мне перевели их текст, в котором говорится, что большевистские армии гонят нас от Москвы. Почему вы позволяете, господин полковник, чтоб среди населения распространялись такие новости? Завтра я должен знать, кто их распространяет. Запомните это!.. Я должен знать!..

Корницкий ничего не знал про этот разговор в кабинете наместника гаулейтера. Он был занят тем, чтобы взрывы, которые начали устраивать на коммуникациях врага его люди, не прекращались ни на один день.

Однажды посреди ночи к нему явился бывший помощник Василь Каравай; Они обнялись и расцеловались, словно тридцать лет не видели друг друга. Корницкий заметил, что Василь заметно изменился. На нем была зеленоватого цвета бекеша из дорогого сукна, на ногах бурки с отвернутыми вниз голенищами, на поясе - трофейный пистолет "вальтер". Время от времени поглаживая свои пышные рыжие усы на широком лице, Каравай рассказывал о делах. Он командовал уже большим отрядом. Штаб этого отряда размещался в лесу, неподалеку от родной деревни. Территория этого района была очищена партизанами от вражеских гарнизонов. Некоторые полицейские участки Каравай обезоружил без единого выстрела. Для этого он переодевался в форму немецкого офицера, переодевал своих партизан в немецкие шинели и являлся в волость как бы для проверки работы полицаев. Мишка Голубович, который умел говорить по-немецки, был у него за переводчика.