Георгий Венус - Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)

Васька косил. Кожа на спине его ходила гармошкой.

- Идет! Эээ-эй! Вытянул!..

Мы примкнули к обозу 1-го батальона, идущего в арьергарде.

Быстро перебирая передними ногами и далеко назад выставляя задние, Васька тянул два пулемета. Машка - третий. Мы подталкивали. Акимов вел под уздцы раненного под Баромлей Акима.

Третьи сани мы бросили.

* * *

- ...их к матери, пулеметы эти! - обгоняя нас, крикнул какой-то офицер из последних саней обоза.- Пропадете!..

- И вся твоя панихида!..- крикнул за ним второй. Васька сдавал. Останавливался каждую минуту.

- А ну-ткась, ми-лый!.. ми-и-лый!..- подбадривал его Едоков жалобно, точно плача, растягивая слова.

- Погибать, видно! - ворчал Акимов.

Прошли с версту. Не больше. Полк уже скрылся.

* * *

- Снимите погоны, господин поручик. Бывает, что и не расстреливают. Ей-богу. А мы выдавать вас не станем,- сказал Едоков, обернулся и, подняв ладонь к лицу, стал смотреть на север.

Ефрейтор Лехин сидел на ободьях саней. Смотрел на землю.

- Может, замки повынимаем и пойдем все же?

- Все одно погибать!..

Я не отвечал. Думал о том, как впрячь всех трех лошадей в одни сани.

Но вдруг, толкнув меня, Лехин быстро приподнялся.

- Господин поручик!.. Хохлы!..- закричал он.- Гляньте, господин поручик, едут, едри их корень, едут!.. По дороге, нам навстречу, шло двое саней.

- Не утекли б только, едри их корень!.. Ведь учуют, чего поджидаем, ах ты...

Но сани приближались.

- Стой!..

- Стой, говорю!..- И, быстро впрыгнув во встречные сани, Лехин вырвал вожжи из рук дремавшего мужика.

- Поворачивай! - кричал Акимов, схватив за морду лошадь вторых саней.

Разбуженный Лехиным крестьянин испуганно вскочил с рогожки и содрал с головы линялый и мятый картуз.

- Родные!..

- Поворачивай!

- Родные!.. Помилосердствуйте! Аль не хрестьяне?.. Аль без понятия вовсе! Второй месяц, как от хозяйства!.. Родные...

Его рыжими, под горшок подстриженными волосами играл ветер.

- Разберите, родные, по всей справедливости!..- бабьим голосом молил подводчик, доставая из кармана шаровар какую-то мятую бумажку.- Ваши вот выдали... Не тронут, говорили... Сам писарь говорил... Потому, говорил писарь, законно мы действуем... А где ж законно, родные...

..."Дано сие крестьянину села Дьячье Орловской губернии Власову Антипу,- с трудом разбирал я замытые водой слова,- в том, что вышеупомянутый крестьянин Власов отпущен нами по несении наряда, что подписью и приложением казенной печати удостоверяется.

За к-ра 9 роты 1-го Ударного Корниловского полка - писарь" неразборчиво.

Ниже:

"Декабря" - опять неразборчиво - "дня 1919". В правом углу удостоверения расползалась круглая ротная печать.

- Жаль мужика!..- вздыхая над моим плечом, сказал Едоков.- Смотри-ка,орловский!..

- Всех жалеть будем...

- Всех, Лехин, не всех, а одного можно!.. Отпустим?.. Рыжебородого мы отпустили...

* * *

- Скажем, к примеру, большевики...- рассуждал второй подводчик, уже следуя за нашими санями.- Кому не известно!.. Обижают!.. Да все больше насчет скота и хлеба, а ваш брат и насчет шкуры не совестится.

- Насчет какой шкуры?

- А той, что под штанами... У мужика она хошь, говорят, и толстая, а все ж чувствительно...

* * *

Приморозило...

"За Уралом за рекой",- вполголоса напевал Едоков...

Наконец показался и Харьков.

- Пожалуй, в Харькове не разживешься... Лавки, пожалуй, закрыты... Идем! - сказал я, взял снятую с Акима упряжь и вместе с Едоковым пошел в маленькую, покосившуюся хату, одиноко стоящую на краю дороги.

В хате было темно.

- Здорово, хозяин!

- Здравствуйте, товарищи, здравствуйте!..- кланяясь седой, приглаженной головой, ответил мне с лавки старик хозяин.- Здравствуйте... наконец-то!..

По малиновой тулье моей фуражки он принял меня, очевидно, за красного.

- Постой! Товарищи придут через час. А пока вот что, старик,- угости хлебом! - Я бросил на лавку упряжь.- Возьми вот... Заместо денег это!..

- Нам, товарищи, что деньги... Мы...

- Да кадеты это! - перебил старика чей-то угрюмый голос из темного угла хаты.

- Ще кадеты?..

- Всем, старик, и кадетам пожевать хочется. А ну, старик, дашь, что ли?..- Я торопился.

- Верно это!.. На то нам господом-богом и зубы даны... Хочется... а как же?.. Это ты верно говоришь! - Старик подтянул портки.

Он обернулся к нам спиной и стал шарить на полке.

- Кадеты это!..- вновь, еще угрюмее, прогудел в углу тот же голос.

- Пущай кадеты!.. Уж пущай!.. Ладно!.. Накормим! Ээх!..- Шаря на полке, старик кряхтел.- А это ты правильное слово сказал... Да!.. Эх вы-и!.. Уж и я вам скажу тогда,- ладно!..- Он вновь обернулся и посмотрел на нас с ясным, старческим спокойствием.- Пожевать, говоришь?.. Ну и жевали б себе хлеб с хлебушком... Да только вы, кадеты, позубастей других будете... Вот что!.. Смотри, скольких перемололи. И все - кому?.. Господам на угоду. Ну идите уж!.. Христос с вами!..