Александр Попов - Akladok

– Люба, добрый вечер, это Настя.

– Настя? Добрый вечер, – она поймала себя на чувстве облегчения, словно ждала именно этого звонка и, наконец, дождалась. И это необъяснимое чувство отразилось в ее голосе.

– Ты знаешь, у меня возникла идея, – возможно Настя тоже почувствовала подобное чувство, и ее тон из выжидающе робкого превратился в веселый и заговорщицкий. – А что, если нам прямо сейчас поехать к Алексу на дачу?

– Прямо сейчас?

– Ну да. Заедем в магазин, чего-нибудь купим, и часам к девяти будем уже там.

– А, м-м… Смелая идея., – Люба живо представила себе Алекса, уютно пьянствующего у камина с какой-нибудь хорошей и симпатичной особой, уверенного, что полностью затерялся в лесах и снегах, где его никто не сможет побеспокоить, и тут, в самый разгар веселья вваливаются сразу две его жены…. Как это не удивительно, он, наверное, обрадуется.

– В принципе я «за». А…, а почему ты думаешь, что он там? – глупая мысль, что Настя может передумать и отказаться от этого предложения, вдруг не на шутку испугала ее, – Но, в целом, знаешь, я даже очень «за».

– Здорово! – обрадовалась Настя, – А он совершенно точно на даче. Один человек, который с ним работает… В общем, я пойду, попробую завести машину, и если все будет нормально, через полчаса буду у тебя.

Сумерки за окном сгустились. В утепленных джинсах и толстом канадском свитере было тепло и уютно. Нет, ей всегда будет не по душе в большом городе, где за соседними домами не чувствуется дыхания тайги, где зимние дороги бессмысленно посыпают вонючей солью, где нет занесенного снегом здания вокзала… Но, к сожалению, этого здания уже нет и там, на маленькой станции, в маленьком городке среди поросших тайгой гор. Впрочем, там еще стоит ее школа, светится окнами дом, где живут ее родители. И снег… А где-то тут в этом городе или его окрестностях ходит ее самый первый муж Алекс, его друг Семен, Иван и еще некоторые не чужие ей люди. Так все нормально?

И, как ответ на этот вопрос противно и неожиданно громко затренькал дверной звонок.

– Привет! – радостно выпалила Настя. – Ты готова?

– Ты же знаешь, я всегда ко всему готова, – улыбнулась Люба.

– Ну, тогда…, – Настя улыбнулась немного виноватой улыбкой, – Что, в общем, поехали?

И только в этот момент, радостно кивая знакомой Настиной улыбке, Люба отчетливо поняла, что кивает так уже не в первый раз. Все это уже было.

Он положил на колени книгу, посмотрел вокруг, моргнул. Подмосковная электричка, городская соленая грязная жижа на полу, темные фигуры пассажиров, рассаживающихся по местам. Так можно было бы начать фильм. Длинный статичный кадр. Полутемное пространство, постепенно наполняющееся людьми, бегущая строка субтитров, хлюпанье шагов, шорох одежд и среди этого медленно проявляется звенящая волшебная музыка: ксилофон, флейта…

«Ну что? Ты уже, смутно представляешь, о чем пойдет речь, или, по крайней мере, ожидаешь чего-то? А зря. Я польщен твоим вниманием, но, вероятно, не оправдаю твоих представлений. Когда-то ты научился читать. Точно так же, как раньше научился говорить, кричать, двигаться, дышать. Сейчас тебе кажется, что это было давно, так как ты уже много-много времени делаешь все это. Ну и что?

Ничего страшного, правда? За исключением того, что ты забыл, зачем это делаешь. И, еще может быть, того, что ты стал совсем не таким, каким хотел быть, когда учился всему этому. Но сильно расстраиваться, по-моему, не следует; многое из того, чего ты с собой не сделал – к лучшему. Что, впрочем, совсем не означает того, что ты уже сделал что-то стоящее или делаешь это сейчас….»

Да, странноватый текст. И знакомый. Словно он его и вправду читал.

Иван Оряхин, бывший клавишник группы «Новый год», ныне учитель музыки в небольшом городке в ста десяти километрах от Москвы оторвал взгляд от книги и снова устремил его в вагон. В кадре появлялись все новые пассажиры, а поезд почему-то никак не трогался. Нищие люди в странной, холодной стране, в старой, плохо освещенной железной коробке на железных колесах, которые, в свою очередь, стоят на железных рельсах. А они, люди, беспомощные, словно дети, – они рассредоточиваются внутри нее, стараясь выбрать не порванное сиденье; так, чтобы не дуло из разбитого окна, и чтобы под ногами не пованивала замерзшая блевотина. Они развешивают свои пакеты, забрасывают сумки на полки, и вот это копошение в грязи – в сущности, модель их жизни! Покорной и агрессивной. Выбрать место поудобнее, устроиться на нем и начать длинный, плоский и скучный разговор-сплетню. Или игру. Бессмысленную игру в карты. Или раскрыть толстый глупый детектив и читать. Про то, как некто за рулем белого «Кадиллака» едет под пальмами, чтобы спасти мир. А в это время за окном будет вставать луна…