Александр Попов - Akladok

Что-то со мной не то, – пронеслось где-то на периферии сознания. Словно в каком-то облаке или скафандре: мир неярок и беден, движения скованы. Тьфу, гадость какая. Сергей поморщился. Тело, живущее какой-то своей целеустремленной жизнью, подняло руку, толкнуло дверь магазина и вошло в свет.

– О-х-оо! – из-за дверного проема за прилавком появилась Анжелина. Мягкая, белая и в белом халате. – Ты уж совсем поздно. Я-то лыжи-то твои уж во двор выставила. Ну, там, за ящиками, – обратилась она к нему. Или к его телу?

– А-а-а…, – махнул рукой Сергей и огляделся. – Что это вы вдруг столько всего? – ветхие витрины были завалены красивыми импортными упаковками и бутылками. – У тебя ж тут это и за год не раскупят. Испортится же.

– Много ты знаешь! Там, у водохранилища Домик рыбака какой-то банк арендовал. Все французское шампанское уже скупили. Понял?

– Может и я чего куплю…

– Только быстрее, – поторопила Анжелина, и, посмотрев на свои часы, воскликнула, – Ого! Девятый уже. Ничего себе, цветочки!

Сергей изучал ценники. Детский Анжелинкин подчерк, аккуратные цифры с круглыми нулями. Она была отличницей, это – точно. Аккуратной, исполнительной, с хорошей кожей и пухлыми щеками. И каждое утро ездила на школьном автобусе до станции. Где в длинном желтом здании лицемерные учительницы ставили ее в пример. Эх, Анжелинка.

Кто из этих банкиров может предположить, что та отличница жива до сих пор? Что девушка за цветастым прилавком, в которой вас, господа богатые отдыхающие из далекой турбазы, интересуют только цифры, которая она произнесет, и, нежное тело, которое не может не привлечь внимание любого ценителя женщин – эта девушка не убила в себе, ту, с пухлыми щеками из школьного автобуса. И до сих пор аккуратно собирает, классифицирует и расставляет по своим книжным полкам детские сказки. С въедливостью ученого. Словно хочет вычитать в них что-то вроде выхода из всего этого. А он, Сергей, никак не может найти для нее новую историю.

Любая жизнь – трагедия, не только его. Пусть он мучается. Терзается, что из призрачного рабства города попал в жесткое рабство деревни. И мечется. Но ему проще. Он может все бросить и уйти, хотя это легче сказать, чем сделать. А она?

– Анжелинка…

– Эй, ну ты чего? Ты, дурак…. Ты что, а войдут?

– Анжелинка….

Сергею до крайности мешал прилавок. Перелезать через него было неудобно: кассовый аппарат, деньги, какой-то поддон из-под рыбы. А прилавок – широкий, а Анжелинку так не хочется отпускать!

– Ты, …. Ты, идиот, Сережка, прекрати!

Усилием воли Сергей разжал руки, вернулся к двери, закрыл ее на засов и потушил свет.

– Сережка, ну ты что, идиот, а увидят?

– Анжелинка…

– Дурак, не надо…

– Анжелинка.

– Идиот, ну ты что, здесь… здесь же холодно.

– Нет. Ты все врешь, ты такая теплая…

– Дурак…

– Анжелинка…

Потом они сидели за маленьким столом в подсобке и молчали. Сергей вдруг удивился, какие у Анжелинки плавные движения. Словно у нее как бы два тела: одно ее, Анжелинкино, настоящее и другое – почти невидимое, вслед за которым это настоящее тело движется, улыбается, молчит. И сначала поднимается не эта ее гладкая и нежная рука, а та, другая. Поднимается, невидимая, тянется к полке, берется за ручку и уже потом, словно привязанная к ней, движется рука настоящая. И вот она, эта рука, словно то ничего не весит, тянет за собой все Анжелинкино тело, открывает дверцу, берет с полки то, что нужно. Затем движение останавливается, на миг замирает, и настоящее тело начинает тянуть Анжелинку назад, за стол. Она возвращается на прежнее место, сначала настоящая, потом и вся целиком, и вот снова сидит перед ним и улыбается. Потому что в руке у нее початая бутылка «Абсолюта».

– Не люблю я эти дорогие водки, – признался Сергей, когда они выпили. – У них какой-то вкус… безвкусный.

– Ага, – беспечно согласилась Анжелинка.

– Но, вообще, чего это ты «Абсолют» открыла? Банкиры угостили, да? – предположил вдруг Сергей. Уж очень сегодня Анжелинка была симпатичной. Такая плавная и умиротворенная. Даже не хочется пить. – Угощают что ли?

– У – а, – замотала головой та, – К Петровне Родик опять приезжал. На BMW! Во как. И у него там теперь не один магазин, а целых три. А денег…… Какому-то шоферюге, который его машину из снега вытащил, ну там, на повороте, – так целый литр дал. Вот так. А Петровны-то дома и не оказалось.

Потом они закрыли магазин, включили сигнализацию и вышли через двор. Начал задувать несильный ветер. Сергей надел рукавицы и долго смотрел Анжелинке вслед. Ему хотелось с ней и хотелось домой. Вот бы она пошла с ним! Но что дальше?