Елена Ткач: Зеркало Пиковой дамы

"Помни, Аленька, старая Москва — живая, она душу греет и силы дает, чтобы переварить и одолеть все то темное и враждебное, что всплывает со дна реки, которую мы зовем жизнью", — так часто говаривала Алина бабушка, а она-то знала толк в таких вещах!

Александра или по-домашнему Аля очень любила бабушку. Вот уж два года, как та умерла, и девочка часто мысленно разговаривала с ней. Со смертью бабушки дом их стал обычной московской квартирой — из него исчезла загадка, тайна, прежде обитавшая здесь. Этой загадкой была сама бабушка и все, что было связано с ней: её комната, фотографии, шкаф с ароматными платьями, книги с закладкам из засохших цветов, стихи, которые знала она и пасьянсы, которые часто раскладывала… Теперь, с рождением брата Алеши, Аля перебралась в бабушкину комнату, а в её прежней поселился малыш. Но тайна, живущая здесь, в этой комнате с высоченной пальмою в кадке и плющом, увивавшим окно, словно бы спряталась от новой жилицы. Нет, она ушла не совсем… знакомый аромат любимых с раннего детства вещей указывал Але на то, что она где-то рядом.

Бабушка была мудрая и красивая — красивая даже в старости! Всегда носила длинные платья и юбки, любила вязаные ажурные шали и крупные броские украшения, подкрашивала волосы в гранатовый цвет, красила губы ярко-преярко и засиживалась в своей комнате далеко за полночь — читала. Сидела в глубоком кресле при свете старинной бронзовой лампы под шелковым абажуром, кутаясь в шаль, неспешно курила и губы её слегка шевелились, повторяя прочитанное… А сколько она знала стихов, сколько всяких историй!..

Бабушка Лиза часто рассказывала внучке о театре, говорила, что театр это пространство магическое, и тот, кто вступает в него, как бы подпадает под воздействие незримых сил… Что это за силы такие, бабушка толком не объясняла, да, этого и не ждали — таким сильным и манящим было ощущение присутствия тайны, которым веяло от её рассказов… да и от неё самой. Она сама была — плоть от плоти старой Москвы, с её прежними неспешными ритмами, с её основательностью, щедростью и загадочностью.

Теперь в её любимом покойном кресле сидела Аля, листала старые альбомы с фотографиями, читала. Или наряжалась в платья из тонкой нежной материи… Она как бы превращалась в бабушку Лизу, играла её роль и не могла бы самой себе объяснить, что так тянуло её к этой игре, кроме памяти и собственных воспоминаний раннего детства. Может, хотела поскорей превратиться из гадкого утенка в прекрасного лебедя? Длинноногая и немного нескладная, с тоненькой шейкой и большими темными глазами на бледном лице, она была девчонкой заводной, любопытной и беспокойной. Легко загоралась и быстро гасла, увлекалась чем-то и тут же переключалась на другое. Мама говорила, у неё трудный характер. Мол, она безалаберная. Аля и сама не рада была своей переменчивости и часто злилась, когда не понимала сама, чего хочет…

Она себе не очень-то нравилась. Сама себя раздражала. И мечтала поскорее стать взрослой, чтоб избавиться от неуверенности в себе. И конечно, её тайной мечтой был театр! Только мама с папой и слышать о нем не хотели. Говорили, что это не для нее: актриса должна иметь волю и твердый характер, а иначе затопчут! Может, и так, но Аля мечтала о празднике и думала, что театр — единственное место на земле, где праздник никогда не кончается.

"И что это я, как проснулась, все о бабушке думаю? — вздохнула она. Баба Лиза, ты что-то мне сказать хочешь? Ну конечно, ты же мне сегодня приснилась… и точно старалась о чем-то предупредить, да?"

Во сне бабушка шла к ней по аллее, ещё ветер был сильный такой, она подошла, склонилась над внучкой, что-то шепча, — а Аля, как будто, сидела на лавочке в каком-то незнакомом месте, — и постаралась укутать её поплотней своей теплой вязаной шалью. Но внучка почему-то стала вырываться, сердиться, противилась, отталкивала бабушкины руки. А та все хотела её обнять…

Аля вышла к Воронцову полю и стала спускаться к Садовому кольцу, где у перехода на другую сторону, напротив магазина "Людмила" была аптека. Поскользнулась, перешагивая глубокую талую лужу, с трудом удержала равновесие… и тут мимо нее, обдав потоком жижи из-под колес, промчалась машина. Кажется, новая "Нива" или какой-то "Джип" — толком не разглядела. В этой машине, прижавшись к стеклу, сидела очень бледная девушка с очень темными волосами. Они рассыпались по плечам. Ее ладони были прижаты к стеклу, кажется она что-то кричала… и самое интересное, что кричала Але, только та ничего не слышала. Машина, разбрызгивая из-под колес талый снег, быстро шмыгнула к Садовому, и вдруг из неё что-то выпало и шмякнулось на обочину — в жидкий снег. Наверное, девушке удалось приоткрыть стекло — Аля видела, как её рука высунулась наружу и швырнула наземь какую-то книгу, тетрадь… Скользя, она заспешила к этому месту. Машины уж и след простыл. В рыхлом сером снегу лежала записная книжка в коричневом кожаном переплете. На обложке был Пушкин, сидящий на лавочке, наверно в Михайловском. Аля отчего-то заволновалась и волна внутреннего жара вдруг опалила всю, точно огнем…