Сергей Залыгин: Бабе Ане - сто лет

С тех пор Яшка - веселый и кудреватый - избу Кирюхиных обходил стороной, притом очень серьезным делался.

Баба Аня насчет Яшки говорила с бабой Груней так бойко, как давно-давно уже не говаривала, будто проснулась ото сна, хотя как раз в тот день, с утра раннего, на Груню она была вроде как сердита: зачем Груня за ней ходит столь старательно - пищу готовит, чайник греет, самовар лучиной заправляет? Ну зачем? Из-за этой Груниной старательности баба Аня и прожила на свете цельный век, а нынче не знает, что это такое - век. То ли его в спичечный коробок можно уложить, то ли сквозь игольное ушко пропустить, то ли в большущий и холодный сарай свалить. А лучше бы Груне успокоиться, оставить Аню на день-другой одну, а то и на недельку, баба Аня успела бы за эти дни помереть. Как хорошо! И на себя баба Аня нынче тоже сердилась зачем долго живет?

Но Бог миловал - Аня об этих мыслях Груне слова не сказала, не пожалилась - хватило ума. Надолго ли после ста лет и еще хватит?

Ближе к вечеру того долгого-долгого столетнего дня вот что случилось: Яшка и парень из райцентра снова к старухам явились. И не одни, а еще двух мужиков с собой прихватили - самых что ни на есть горьких на деревне пьяниц.

Яшка сказал:

- Мы ваше имущество будем описывать. Доходы скрываете от налогообложения. Скрываете, факт. Пятьсот рублей в месяц - это сколько же минимальных зарплат получается, а?

Ни баба Груня, ни баба Аня не знали - сколько.

- Придуриваетесь! - сказал им товарищ из райцентра. - Напрасно придуриваетесь, мы тоже не лопухи какие-нибудь, свое государственное дело знаем: вы обе свои истинные доходы скрываете вовсе злоумышленно.

- Ага, ага! - подтвердили двое пьяниц. - Как это вас на одну доску с нами ставить? Да у нас у двоих ни копейки за душой, а вы в то же самое время шикуете! Мы и есть народ, а вы кто? Злоумышленники? Супротив народу?

- Нет такого закона! - взвилась баба Груня. - Вот ей, бабе Ане, нонешний день сто лет исполнилось, а вы к ей с таким безобразием!

- Ну а какой такой закон существует, будто столетние граждане от налогов освобождаются? - ответствовал представитель райцентра. - Ты меня законам не учи. Выноси, ребята, ихнее имущество в наш "газик", и чтобы кузов был полон доверху. Ладно уж, мы и пешком до места дойдем, зато послужим родному государству!

Те двое пьяниц стали имущество выносить, Яшка тоже стал, а товарищ из райцентра сел за стол, вытащил из кармана авторучку, из другого - бумажный листок, записывает, что из избы выносится: стол, табуретки, коврики, какие-никакие, а кроватки.

Обе бабки, конечно, в рев, хоть и понимали, что это зря. Все описав, начальство оставило старушкам один-единственный матрас: спите на здоровье! А пьяницы:

- Слишком жирно для их - у нас на всю семью и одного матраса нету. Ничего, живем. Не сказать, чтобы сладко, но все же живем, который раз, можно сказать, и процветаем. А кто помер либо помрет не сёдни-завтра - туда им и дорога. Бог с ними.

Конин, тоже сидневский житель, такой был человек - работник хоть куда, непрерывный ударник, так можно сказать, но уж очень правду любил... Еще в колхозе "Заря социализма" самого председателя критиковал почем зря; начальство из района то и дело наезжало, но и начальству он правду в глаза выкладывал. Как его в то время не арестовали, даже непонятно.

Был он фронтовиком, имел на правой щеке большой шрам - может, этот шрам его и спасал. Он и нынче о начальстве говорил:

- Воры и взяточники! Я-то не знаю, где это такие острова - Канарские, а они-то знают, у их там дворцы понастроены.

А еще Конин имел небольшой ящичек - одно название, что телевизор. Тот телевизор иногда показывал чуть ли не все каналы, а то - ни одного, но все-таки Конин что-то знал, что-то видел, а другие в деревне ничего не знали и ничего не видели. Так было до недавнего времени, потом ящичек замолк и ослеп, будто мертвый. То есть навсегда. А без него Конину с правдой стало потруднее, впору тоже замолкнуть, тоже - навсегда.

Нашим старушкам был он человек близкий: когда умер муж бабы Груни, он к ней сватался. Чем не мужик? И комбайнер, и кузнец, и мало ли еще кто. Выпить - выпивал бывало, но куда там до других деревенских мужиков!

Груня Конину тогда отказала: не пойду я про политику день и ночь слушать! К тому же - баба Аня. С ней идти к Конину несподручно, а бросить ее на произвол судьбы совесть не позволяет. Почему? Она сама не знала. Вроде бы она бабу Аню не так уж и любила, а вот поди ж ты!

Конин все понял и до сих пор к старухам забегал: то дровишек поколет, то поросюшку зарежет, то забор починит - одним словом, какое-никакое мужицкое дело сделает. Хотя и мужиком-то он тоже давно не был: старик. А сидневскую жительницу Елизавету он взамен Груни за себя взял...