Сергей Залыгин - Комиссия

И должно быть, это тоже смутило вконец Кирилла - не так-то уж сильно он в своем доме нужен был, и без него тут обходились. По совести сказать, обходились не хуже, чем при нем. А может, и лучше. И вместо того чтобы, отдохнув и погуляв небольшой срок, с головой уйти в хозяйство, он взялся делать к своему дому крыльцо.

Диковинное крыльцо задумал он сделать - с балясинами, с узорами, с теремком наверху, а вниз надумал он положить камни - гранит. В степи вокруг Лебяжки камня нет никакого, хотя бы с куриное яйцо, так он запряг и поехал верст более чем за сто и привез оттуда свои каменья.

К нему многие мужики лебяжинские подходили. Подойдут, покурят, поглядят на работу:

- В уме ли ты, Кирилл?

- Я в уме... - отвечает он.

И рассказывает, что когда был на войне, в Галиции, то видел там в какой-то деревне дом с таким вот диковинным крыльцом и тогда же дал себе слово: если останется жив и вернется в Лебяжку, то сделает и к своему дому крыльцо ничуть не хуже и о пяти ступенях.

- Да куда же тебе пять-то ступеней - дом-то у тебя низкий, и двери в нем навешены низко?

- А я после дом подыму. Сделаю ему необходимую высоту!

- Нет, Кирилл, ты не в уме! Дело ясное, сомневаться не приходится!

- Может быть, - соглашается тихо Кирилл, улыбаясь и глядя куда-то синими, почти что детскими глазами, поглаживая светлую бородку. - Для всех я, может, и правда что не в уме. А для себя - в уме полном. Совершенно!

- Ну тогда ты бабу пожалел бы свою, Кирилл! Ведь на нее же вся настоящая работа пала!

- Вот это надо бы, надо! - соглашается Кирилл, сильно вздыхает и снова берется за свой инструмент, за столярный и плотничий.

А когда необыкновенное это крыльцо после одной да еще другой переделки было кончено, пустяки какие-то оставались, через Лебяжку прошла воинская колонна.

Бывалые мужики прикинули - пехотных батальона два, плюс неполная батарея, плюс, тоже неполная, пулеметная команда.

Чья на этих батальонах, на батарейцах и пулеметчиках форма одежды непонятно, потемнее нашей, бывшей царской, но посветлее германской, покрой шинелей тоже не совсем известный, а остановить кого-нибудь из обозных солдатиков, спросить махорочки, узнать, кто такие, - нет, не надо! От греха подальше. Тут наоборот делали: на улицу не выходили, а попрятались в избы и в амбарушки, позакрывали, кто успел, ставни, ворота и калитки.

А колонна шла торопливо, офицеры верхами, солдаты по-солдатски молотили землю на дороге, одни - сапогами, другие - ботинками на толстой подошве. Два артиллерийских орудия, покачиваясь на ходу, как всегда, приглядывались к небу. Скрипели колесами лафеты.

"Ну, - прикидывали лебяжинские, рассматривая картину через щелки ставен и ворот, - где-то в той стороне, куда идет колонна, что-то случилось... Вернее всего, какие-то мужики восстали против какой-нибудь власти... Когда так - и наш неминуемый черед..."

А колонна всё шла - скоро, плотно, не растягиваясь, и только напротив Кириллова крыльца солдаты сбавляли шаг и дивились:

- Вот это рукоделье!

- А заночевать бы в таком дому?

- Блажной изладил, не иначе!

- Может, церква будет? Или еще что?

- Вот гад какой-то сотворил, а? Это сколь же было плачено за работу?

- Может, бесплатно делалось. Самому себе?!

- Самому себе - пахать нужно, а не этакая теремина! А еще какой-то немудрящий солдатишка вдруг догадался:

- Вот бы спалить, а? Давно уже не палили ничаво!

И тотчас уже не один, а двое солдатиков выскочили из колонны, подхватили с пулеметной тачанки охапку соломы, кинули ее на Кириллово крылечко и уже зажгли спичку. И всё - быстро, вмиг. Когда солдаты последнего года службы показывают начальству артикулы с винтовкой, и то не управляются так быстро сделать, так же мгновенно.

Но тут выбежала из ворот Зинаида с ведром и плеснула помоями на спичечный огонек, а заодно и на шинельку солдатишки-поджигателя. Он замахнулся было на нее.

Она его руками в грудь.

Солдатик пошатнулся туда-сюда и - наземь плашмя.

Но тут другой солдатик тоже кинулся на Зинаиду.

Она снова устояла.

Выскочил из ограды и Кирилл. Но вовсе не с тем, чтобы жену защитить, он встал поперек всего крылечка, раскинул руки в стороны и, ошалелый, закричал:

- Не да-а-ам! Убивайте, рубите меня - не да-а-ам!

Зинаида - к нему и так же быстро, так же ловко подхватила его поперек туловища и затолкала обратно в калитку в ограду.

Солдаты в колонне приостановились, одни хохотали до упаду, смешно им стало, другие кричали, чтобы и крыльцо и весь дом в самом деле сжечь.