Самомнение у Анисима было великое, но то - в аудитории, а лучше всего - перед преподавателями, в комнате же - ни-ни! Два младших брата, Михаил и Анисим, были жителями нашей комнаты (смоленские парни). Они могли и поругаться между собой - но больше никто ни с кем. И никогда!
Этим больше всего и запомнились мне студенческие годы - личностями!
На этом я, кажется, мог бы заключить рассказ о нашей комнате.
В общем-то, мы ведь плохо знали, совсем не знали друг друга - кто, откуда и почему оказался в Омске, а не в той же Москве, в Тимирязевке.
А дело-то, как я позже понял, было вот в чем...
Саша Турбин и братья Жихаревы были из семей крестьянских раскулаченных, вот ехать им на каникулы и было попросту некуда.
Мой друг, Виктор Богуславский (наши койки стояли в комнате голова к голове несколько лет), человек тонкой души, музыкант и волейболист, ездил к сестрам в Мордовию - а где, спрашивается, были его родители?
За моим отцом в Барнауле в 1937 году приходили дважды, но он лежал в кровати совершенно больной. Барнаул же утопал в крови репрессий (куда там Омск! Если в нашем институте - тысячи на три человек - было "всего" три ареста, то в Барнауле же в одну ночь "брали" учителей, в другую - врачей, учительский институт, совслужащих, а потом все начиналось по второму, третьему и т. д. кругу).
Валя Лепин, латыш, из нашей академгруппы (но не из нашей комнаты), редко, но ездил "домой" на какой-то "остров" ГУЛАГа, где начальником был его отец. Возвращаясь, запивал.
А то был еще в нашей группе "младенец" Саша Малов - на четыре месяца младше меня (я кончил учебу и женился почти в двадцать шесть лет), умный-умный мальчик, выглядел лет на двадцать, женился на второй девушке все той же академгруппы No 16 "Б" Ане Филенковой, и уехали они работать на Сочинский водопровод.
В войну он писал мне, был в чине капитана, потом майора, командовал саперами-понтонщиками, наводил мосты на реках от Днепра до Шпрее включительно.
Вернулся домой, посидел, часок поговорил, поохал и поахал - и решил съездить в город, купить бутылочку-другую ради встречи-возвращения. По-фронтовому, на ходу, вскочил в грузовик, а там стоял контейнер, что ли, и он упал на Сашу. И задавил его насмерть.
Вот и такая была история. Страх...
Но судьба все равно благоволила к нашей комнате: все мы остались почти что целы-невредимы в войну: Виктор служил на каких-то складах, Анисим - в Персии, я - в гидрометслужбе СибВО, Вовка Коновалов получил калечащее ранение в руку и был списан. Одна-единственная покалеченная рука на семь человек - это терпимо.
Один только Саша Турбин хлебнул сначала комвзвода, потом - командиром стрелковой роты.
Я бывал у него на Хакасской опытной станции орошаемого земледелия это отдельный рассказ. Написать бы, а?
Мы с женой Любой плавали по Иртышу в гости к Вовке Коновалову в Семипалатинск. Такое уютное семейное гнездышко при хлебосольном доме его родителей. Наверное, единственный вполне естественный родительский дом в составе обитателей нашей прекрасной комнаты общежития No 6. И очень-очень скромное служебное положение Вовки при начальнике, тоже выпускнике нашего факультета, хорошо всем нам известном (дурак дураком!). Мы удивлялись: Вовка, как это тебя угораздило? Вовка в ответ улыбался.
Кока Левшин, в душе столяр - всем нам сделал симпатичные книжные полки над кроватями, - умер от какой-то наследственной болезни первым. Вторым Виктор Богуславский: "от сердца". (Он заменил меня в должности зав. кафедрой, когда в 1955 году мы уехали из Омска в Новосибирский строительный институт.)
Энергичные братья Жихаревы пошли в гору в степном Казахстане. Если они русские пенсионеры и ныне там - не знаю, как им приходится. Не думаю, будто сладко.
* * *
Кроме того, что нас учили "на инженеров", нас еще и готовили к званию младших лейтенантов, командиров стрелковых взводов. И, надо сказать, делали это очень неплохо. У нас был свой командир студенческой роты, с которым мы дважды отправлялись на двухмесячные военные сборы в лагеря, а помимо того нас еще призывали то во время чешских событий, то событий на китайской границе.
Одно время у нашего комстудроты был помощник по политической части, совершенный дурак, он объяснял нам, что "подводная лодка ходит под водой куда ей нужно и приходит куда ей нужно", но потом этот помощник куда-то, слава Богу, исчез, и мы остались лицом к лицу с нашим командиром товарищем Коровкиным. Товарищ Коровкин был человеком огромного роста, пузатым и с сиплым голосом, у нас с ним шла непрерывная война, но он никогда не стучал на нас начальству, а мы - никогда на него.
Читать дальше