Хедвиг Шоберт - Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Марта склонилась к нему, и в то же время Виктор почувствовал слабый запах пунша на ее полуоткрытых алых губах. Он с негодованием отпрянул и резко оттолкнул жену.

– Мне стыдно за тебя – да, мне стыдно за себя! – проговорил он сквозь зубы. – Как ты могла прийти домой и предстать перед моими глазами в таком виде!

– Но, Боже мой, что случилось?

– Ты пьяна, – сказал он тихо, как будто боялся, что его могут услышать. – Отойди от меня! Отойди, или я уйду из дома.

Она медленно поднялась с места и встала, оперевшись рукой на стол.

– Это что, такое большое преступление? Мы были совсем одни и очень счастливы.

– У тебя нет чувства самоуничижения, – пренебрежительно сказал Виктор.

Марта пожала плечами, на ее детском лице, которое все еще смеялось, появилось злое, дерзкое выражение.

– Очень даже возможно! Ведь я все-таки фон Нордхайм! – крикнула она надменно. Только сегодня у Лены она осознала все преимущества благородного имени. Глядя на Лену, она теперь поняла, что это может значить в этом мире.

С горящими глазами, вне себя от злости Виктор смотрел на жену.

– Ты права, дочь…

Дальше он не мог продолжить. Марта бросилась на него, как кошка, и закрыла ему рот обеими руками.

– Ни слова больше о моей матери! – закричала она. – Ни слова! Или я тотчас оставлю тебя!

Затем она отвернулась, и, поскольку он молчал, отбежала в самый дальний угол комнаты. Она выключила свет, и в темноте он услышал, как дверь в гостиную открылась и закрылась.

Виктор долго не мог уснуть, Марта не вернулась. Он не хотел сделать первым шаг к примирению, ибо был уверен в своей правоте. – Как была права Роуз Мари, когда пожалела его! Эта женщина, его жена, которая ни в мыслях, ни в чувствах, ни в своих действиях не желала отказаться от крови своей матери, – неужели она могла сравниться с ним, чьи помыслы стремились к возвышенному идеалу? Как она могла для него что-то значить в его жизни? Она тяжким грузом повисла на его ногах, это были кандалы, обрекающие его на это жалкое существование! В какой-то момент ему пришла в голову идея попросить Роуз Мари позаботиться о его жене. Теперь ему было стыдно за эту мысль!

Как бы выглядела Марта, с ее вульгарными, бесцеремонными манерами, рядом с этой благородной женщиной?

Виктор глубоко вздохнул.

Сожалеть о сделанной глупости – бесполезное, неблагодарное занятие!

Марта стояла у окна в темной гостиной и плакала. Чувство горькой обиды и унижения охватило ее. Возможно ли, что раздражительность и холодность мужа постепенно превратились в прямое отвращение к ней? Она достаточно ясно увидела в его глазах те чувства, которые переполняли его сегодня, в этом не было никакого сомнения. Он не поколебался посягнуть на самое дорогое в ее жизни – память ее матери. В ее душе, жаждавшей настоящей необыкновенной жизни, жил в безупречной чистоте образ ее матери; этот образ стал утешением в часы одиночества и лишений, кумиром ее снов и единственным объектом ее поклонения. Если бы только рядом с нею был хотя бы один человек, от которого она могла услышать слово одобрения, кто мог бы дать совет, понять ее и утешить! Но со стороны своего мужа она встречала лишь презрительную усмешку, Грегор уклонялся от разговоров, а Лена… ах, даже там она не чувствовала, что ее ждут. Но визиты к ним, по крайней мере, развлекали ее и давали возможность ненадолго забыть ужасное одиночество, которое окружало ее.

Марта прислонила голову к холодному оконному стеклу. Ее охватило чувство безысходности. Как бы мрачно ни было настоящее, будущее лежало перед ней еще более мрачное и непривлекательное, ибо ее сердце также отвернулось от мужа, хотя оно, вероятно, никогда и не принадлежало ему.

И снова перед ее глазами предстала чарующая мечта ее юности, мечта стать знаменитой, прославленной актрисой, как ее мать. Окруженная тысячами поклонников, в великолепных шелковых нарядах с множеством дорогих сверкающих украшений из драгоценных камней… Эта мечта на какое-то время помогала ей забыть ее одиночество. Но она чувствовала, что она была закована в кандалы, которые не давали ей пойти за своей мечтой и что у нее не было сил, чтобы освободиться от них.

Марта услышала, как домой вернулся Грегор. – Значит, уже было очень поздно. Она вытерла слезы с ресниц и мокрыми пальцами погладила увядшие листья лаврового венка – они тихо захрустели.

– Лена, Лена, ты все еще дома?

Марта Альтен открыла дверь и заглянула в комнату; ее голос сегодня не звучал так мелодично и весело, как это было всегда, когда она появлялась у Даллманнов.