Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !

Луи увлеченно беседовал с Оскаром. Шарлотта задумчиво листала журнал, подаренный президентом, "рыжий" полицейский посапывал на диване.

- Хорошая встреча, - сказал вдруг по-русски Виллем. - Акцент у него был ужасный, но я обрадовался и этому.

Мы разговорились по-немецки. Перед поездкой я пополнил свои прежние знания в надежде, что немецкий поможет мне здесь, однако первый опыт оказался решительно светским.

- Мы едем во Францию, - говорил Виллем, - у Ирмы там тоже есть русские подруги. А на обратном пути заедем в Кнокке, там живет ее приятельница. У меня гараж и три машины, я вожу товары в Германию. Работы много, но раз в год все-таки удается вырваться. Посмотрите на мои руки. - И он раскрыл могучие ладони, пальцы в ссадинах и буграх, под ногти навсегда въелась маслянистая копоть. - Но я люблю свое дело.

- Молодец, Виктор! - крикнула через стол Ирма. - Виллем очень любит русских. К нам часто приходят люди с корабля, и мы с ними вспоминаем родину.

- О, я люблю русских, - подтвердил Виллем.

Вот сколько замечательных вещей узнал я о Виллеме, вот как легко, оказывается, узнать о человеке, который сидит рядом с тобой. Вы просто болтаете и узнаете друг друга. А если вас разделяет двадцать с лишком лет и белая могильная плита - как тогда узнать правду? Отец-то уж ничего не узнает, он даже не знал, что я буду и есть. Он ничего не узнает и не расскажет. Но я-то могу узнать о нем, хочу знать, должен знать.

- Я тоже участвовал в Сопротивлении, - говорил Виллем. - Правда, у нас не было такого размаха, как в Арденнах, но мы тоже не сидели сложа руки.

Я заинтересовался:

- Сколько человек было в вашем отряде?

- Шестнадцать. Мы жили в деревнях, каждый в своем доме. Собирались только перед операциями. У нас в отряде был пароль, по которому человек обязан помочь тебе.

- Какой?

- Честь и свобода. И еще мы складывали два пальца в виде буквы V виктория. Так делали все голландские партизаны. А пароль был только у нас.

- Интересно, как он по-голландски звучит?

- Феер ен фрейхайт.

- Феер ен фрейхайт, - повторил я задумчиво. - Честь! Честь хороша до тех пор, пока не появится предатель.

- У нас он был, - живо отозвался Виллем. - Его расстреляли. Правда, не я приводил приговор в исполнение. Я не решился.

Иван с грохотом отодвинул стул и плюхнулся между нами.

- Ты мне не веришь, Виктор?

- А, Иван? Оказывается, ты еще не разучился говорить по-русски. Я тебе верю, Иван. Ты молоток, Иван.

- Нет, я вижу, ты мне не веришь, - обиженно упорствовал Иван. - Но если ты мне не веришь, давай спросим Луи.

- С Луи я уже говорил. Все, что Луи знает, он мне расскажет. Но про "кабанов" он не знает. Я сам знаю, кого надо спросить.

- Кого?

Антуан стоял в дверях, держась одной рукой за косяк, и внимательно глядел на меня. Взгляд его был спокойным и изучающим. Странно, но я до сих пор как бы не замечал Антуана. Он был тут хозяином, но это никак не обнаруживалось. Он почти все время молчал, но видел все. А теперь он посмотрел на меня - и я будто заново узнал его. Он был невысок и крепок. Я перевел глаза на фотографию, прикрепленную к стене, Антуан был там в борцовской майке с глубокими вырезами, в мягких башмаках, снимок сделан в Будапеште, где Антуан выступал в полусреднем весе на европейском первенстве. И сейчас он стоял в той же позе, крепко упершись ногами, и глаза его видели все. Только взгляд был у него сейчас иным, нежели на фотографии. Он смотрел на меня спокойно и твердо, словно знал, о чем я думаю, но еще не решил, стоит ли говорить мне о том, что знает он сам. Встретившись с моим взглядом, он не дрогнул, а продолжал смотреть так же уверенно и пытливо. Конечно, он слышал разговор Ивана с Любой и имел свое суждение на этот счет - так говорили его глаза. Но он еще раздумывал и решал. Ну что ж, решай, Антуан!

Меня словно подбросило к нему.

- Поборемся, Антуан?

Он легко отделился от двери и сделал шаг навстречу.

- Давай поговорим, Виктор, - сказал он, и это было его ответом.

Мы сели. Виллем потянулся к нам с бутылкой.

- Выпьем по маленькой.

- Чуть позже, герр Виллем, - ответил я. - Сейчас мы немного поговорим.

- Я понимаю, - сказал Виллем, улыбаясь добродушной улыбкой. Серьезный мужской разговор.

- Да, Виллем, серьезный мужской разговор. Садись сюда, Иван, и не вздумай переводить отсебятину. Только то, что я буду говорить. Иначе обойдусь без тебя.

- Сидишь и сиди, - отругнулся Иван. - Я буду переводить точно.

Антуан передвинулся на стуле, подался вперед, поставил локти на колени, сцепил пальцы рук и снова посмотрел на меня тем же спокойно-пытливым взглядом.