Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !

- Разрешите доложить, Командир. Штурман Виктор Маслов явился из краткосрочного отпуска. Готов приступить к своим обязанностям.

- Вы только поглядите, товарищи, что пишут тут про нашего штурмана. Командир развернул газету. - Узнаете?

Там я стоял в рост и сурово указывал пальцем. Фотография занимала два столбца. А по соседству в таком же формате был выставлен обмокший Щеголь. Он стоял на полусогнутых, изо всех сил закрываясь от меня руками, смешно у него получалось. Даже на застывшем снимке видно было, как у него поджилки трясутся.

- Так это же наш Витторио. Напартизанился он у них, как я погляжу.

- Насюзанился, напартизанился, наобонялся...

- "Русский Тиль мстит за отца", - с выражением сказал Командир, указывая на заголовок, набранный аршинными буквами.

- Смотрите, и медаль на кителе какая-то.

- Что вы, ребята, это не он. Он в это время питался шампиньонами.

- Первый раз вижу, ребята, честно говорю. Я тут совершенно ни при чем. Это все Антуан.

- Предварительный диагноз отменяется. Это не скромность, это корень кубический из скромности. Это святой наив.

- Я же говорил: перед нами другой человек. Перед нами - Тиль Уленшпигель.

- И мы ему верили...

- Ну зачем вы, ребята... - взмолился я. - Да еще при Командире.

- Приедем - разберемся в твоем поведении, - отрезал Командир. Доложишь в экипаже, что ты там творил...

- Я больше не буду, Командир, - ответил я. - Ведь и повода больше нет, отец-то у меня был один...

- Борт ноль сорок один слушает, - сказал Николай. - Командир, порт запрашивает вылет.

- По местам, - приказал Командир.

- Правый готов, - сказал Виктор-старший.

- Левый готов, - сказал Командир.

- Приступить к проверке системы, - сказал Сергей.

- Вас понял, - продолжал Николай. - Видимость пять километров, ветер северо-северо-западный, до трех баллов.

- Скорректировать маршрут, - сказал командир.

- Ветер северо-северо-западный, до трех баллов, маршрут принимаю, ответил я.

- Выходим на ВПП, - сказал Командир.

Ведомая тягачом машина беззвучно качнулась и тронулась с места, заносясь правым крылом. Мы разворачивались, и я увидел здание вокзала с галереей. Антуан стоял в стороне от прочих, у меня сердце защемило, когда я увидел его одинокую фигуру на верхней галерее, вот так и мать стояла на краю поля, провожая меня.

Антуан заметил, как мы тронулись, и поднял руку.

Машина продолжала разворачиваться, вокзал проплыл и начал уходить за срез иллюминатора. А мы пойдем с полосы прямо на север, и я не увижу Антуана сверху, там только вата облаков и общие планы.

Я на секунду оторвался от карты, чтобы последний раз глянуть в окошко:

- Оревуар, Антуан!

1968-1971