Перси Биши Шелли - Цастроцци. Перевод Александра Волкова

Он проспал около часа, когда его разбудила какая-то старушка. В руке у нее была корзинка с цветами, которые она по обыкновению приносила в Пассау во всякий базарный день. Едва сознавая, где находится, на вопросы старушки он отвечал рассеянно и невпопад. Однако постепенно они познакомились более тесно; а поскольку Верецци не имел ни денег, ни средств к их добыче, он принял предложение Клодины (так звали старушку) поработать на нее и разделить с ней домик, который вместе с маленьким садиком составлял все, что она могла назвать своим. Клодина быстро распродала цветы и вскоре в сопровождении Верецци возвратилась в маленький домик близ Пассау. Он располагался в местности приятной и ухоженной; у подножия небольшой возвышенности, где он располагался, протекал величественный Дунай, а на противоположном берегу находился лес, принадлежавший барону фон Швепперу, чьим вассалом была Клодина.

Домик содержался в чрезвычайной опрятности и по милости барона не был обделен маленькими удобствами, потребными в старости.

Верецци рассудил, что в столь уединенном месте он сможет по крайней мере спокойно провести время и укрыться от Цастроцци.

– Что заставило вас, – обратился он к Клодине, когда вечером они сидели у порога домика, – что заставило вас сделать мне нынче утром такое предложение?

– Ах! – ответила старушка. – Не минуло и недели, как я лишилась моего дорогого сына; он был для меня всем. Он умер от лихорадки, которую подхватил из-за того, что слишком усердно изыскивал средства к моему существованию; вчера я пришла на рынок впервые после смерти моего сына в надежде отыскать какого-нибудь крестьянина, который бы занял его место, и тут случай послал мне навстречу вас. Я надеялась, что он переживет меня – ведь я стремительно приближаюсь к могиле и встречи с ней ожидаю, словно посещения друга, несущего мне избавление от забот, которые, увы, лишь приумножаются с годами.

Сердце Верецци тронулось сочувствием к несчастливому состоянию Клодины. Он с нежностью сказал ей, что не оставит ее; а если представится возможность поправить ее состояние, она не будет более прозябать в нищете.

Но возвратимся к Цастроцци. Вместе с Уго он обошел пустошь и вернулся поздно. К своему удивлению, он не увидел в доме света. Он подошел к двери, громко постучался – никто не отвечал.

– Что за странность? – воскликнул Цастроцци и ударом ноги вышиб дверь. Он вошел в дом – в нем не было никого; он обыскал дом и наконец обнаружил Бернардо, безжизненно простертого у подножия лестницы. Цастроцци подошел к нему и поднял его с пола; он был всего лишь в обмороке и тотчас же пришел в себя.

Оправившись от потрясения, он поведал Цастроцци о случившемся.

– Что? – вскричал Цастроцци, перебив его. – Верецци бежал! Ад и фурии! Мерзавец, ты достоин немедленной смерти! Но твоя жизнь мне еще пригодится. Вставай, немедленно отправляйся в Розенгейм и приведи из тамошнего трактира трех из моих лошадей. Поторапливайся! Ступай!

Бернардо с трепетом поднялся и, повинуясь велениям Цастроцци, поспешно направился через пустошь к Розенгейму, селению на расстоянии полулиги к северу.

Пока он был в отлучке, Цастроцци, волнуемый противоборствующими страстями, не знал, чем себя занять. Широкими шагами он быстро ходил по дому. Временами он негромко говорил сам с собой. Чувства его души отражались у него в глазах; нахмуренное чело его было ужасно.

– О, если бы его сердце изошло кровью под моим кинжалом, синьор! – промолвил Уго. – Убейте его, как только изловите – уверен, вам это скоро удастся.

– Уго, – ответил Цастроцци, – ты мне друг; твой совет хорош. Но нет! Он не должен умереть! О! В какие ужасные оковы я заключен! Я глупец, Уго! Он умрет, умрет в самых адских мучениях! Я предаю себя судьбе; я вкушу мщения – ибо мщение слаще, чем жизнь! И даже если я должен умереть вместе с ним и в наказание за злодейство тотчас же низвергнуться в пучину вечных терзаний, я упьюсь наивысшей радостью, вспоминая сладостные мгновения его гибели! О, если бы эта гибель могла длиться вечно!

Тут раздался топот копыт, и речь Цастроцци прервало возвращение Бернардо. Они тотчас же сели верхом, и резвые жеребцы быстро помчали их через пустошь.

Несколько времени Цастроцци и его товарищи стремительно мчались по равнине. Они избрали ту же дорогу, что и Верецци, достигли сосен, где он скрывался, и затем поспешили далее.

Утомленные кони с трудом выдерживали свою преступную ношу. Никто из всадников не промолвил ни слова с тех пор, как они оставили сосны позади.