Бернардо вышел из комнаты. Вошла Бьянка; но Верецци отчетливо слышал, что Бернардо остался у дверей.
Старушка сидела в углу комнаты. Настало время ужина; Верецци попросил старушку принести его. Она повиновалась и принесла горсть сушеного изюма на блюде. Он с удивлением заметил, что она принесла и нож; подобное везение он приписал оплошности старушки. Одна мысль завладела его разумом – о том, что теперь самое время для побега.
Он схватил нож, выразительно взглянул на старушку – та задрожала. Он переместился от окна к двери, кликнул Бернардо – Бернардо вошел, и Верецци, высоко подняв руку, направил нож прямо в сердце злодею. Бернардо подался в сторону, и нож крепко вонзился в дверной косяк. Верецци попытался одним усилием вырвать его обратно. Усилие оказалось тщетным. Бьянка сколь возможно быстро нетвердой поступью бросилась в противоположную дверь, громко призывая Цастроцци.
Верецци ринулся было в растворенную дверь, но Бернардо загородил ее собою. Последовала долгая и яростная борьба, и Бернардо, обладавший превосходством в силе, едва не одолел Верецци, но тот ловким ударом спустил его вниз по крутой и узкой лестнице.
Не задерживаясь, чтобы взглянуть на исход своей победы, Верецци ринулся в противоположную дверь и, не встретив сопротивления, быстро побежал вдоль пустоши.
Луна, недвижная и величавая, высоко висела в небе и освещала безмерное пространство раскинувшейся перед ним равнины. Он продолжал свой стремительный бег, и вскоре домик скрылся из виду. В каждом порыве ветра ему слышался голос Цастроцци. Он оглянулся, и ему померещилось, будто глаза Цастроцци сверкнули у него за плечом. Но даже если бы Бьянка избрала верную дорогу и нашла Цастроцци, быстрота Верецци обрекла бы всякое преследование на неудачу.
Он пробежал несколько миль, и по-прежнему перед ним простиралась мрачная пустошь: не было видно хоть какой-нибудь лачуги, где он мог бы найти укрытие. Лунные отсветы играли на поверхности земли, и он пугался собственной тени; в повеявшем с запада ветре ему чудились голоса. Вновь собравшись с духом, он продолжил путь через равнину.
Луна вошла в зенит, и только тогда Верецци сделал новую передышку. Две огромные сосны росли на небольшом бугорке; он взобрался на одну из них и нашел удобное укрытие в ее густой кроне.
Утомленный, он погрузился в сон.
Два часа он пробыл в забытьи, пока его не пробудил какой-то шум. Это всего лишь крик ночной птицы, подумал он.
День еще не наступил, но бледные полоски на востоке предвещали приближение утра. Верецци услышал топот копыт. Каков же был его ужас, когда он увидел Цастроцци, Бернардо и Уго, скакавших верхом! Обуянный ужасом, он вцепился в заскорузлую ветку. Его преследователи остановились под тем самым деревом, где он находился.
– Да будет навеки проклят Верецци! – воскликнул Цастроцци. – Клянусь никогда не знать покоя, доколе не отыщу его, и тогда я довершу мой сокровенный замысел! Ну же, Бернардо, Уго, продолжим путь!
– Синьор, – промолвил Уго, – давайте немного задержимся здесь и дадим отдых себе и лошадям. Вы, верно, не изберете эту сосну своим ложем, но я взберусь на нее – подозреваю, что там, наверху, для меня найдется прекрасная постель.
– Нет! Нет! – отвечал Цастроцци. – Разве я не решился никогда не знать покоя, доколе не отыщу Верецци? Садись верхом, мерзавец, или умри!
Уго неохотно повиновался. Они ускакали прочь и вскоре скрылись из виду.
Верецци возблагодарил Небеса за свое избавление; ему представилось, будто взгляд Уго встретился с его, когда злодей указал на ветку, за которую он держался.
Настало утро. Верецци оглядел пустошь, и ему показалось, будто вдали он различает какие-то строения. Если бы он добрался до селения или города, то мог бы бросить вызов могуществу Цастроцци.
Он спустился с сосны и со сколь возможно быстро направился к отдаленным строениям. За полчаса он пересек пустошь и понял, что наконец достиг ее края.
Местность приобрела новый вид, и множество домиков и вилл навели его на мысль, что он находится в окрестностях какого-то города. Большая дорога, на которую он вступил, подтвердила его догадку. Он увидел двух крестьян и спросил у них, куда ведет дорога.
– В Пассау, – был ответ.
Было еще совсем рано, когда он вышел на главную улицу Пассау. Он чувствовал себя непомерно ослабевшим от недавних и непривычных для него усилий; в изнеможении он опустился на высокие каменные ступени, ведущие к великолепному особняку, и, положив руку под голову, вскоре погрузился в сон.
Читать дальше