Алексей Будищев - Степные волки

Серафима Антоновна узнала голос мужа, подумала: «Все равно скрываться поздно!» — и сказала совсем наивным голосом:

— Это ты, Илья?

— Что! Ай-ай-ай! — закричал Илья Петрович, сразу не узнав голоса жены; но он тут же опомнился.

— Это ты, Сима? Как ты сюда попала? И где я? «Господи, вот влопался-то!» — подумал он и услышал:

— Видишь ли, это старый погреб. Мы пошли гулять в сад вместе с Павлом Никитичем…

— Как, и Аграмантов здесь? — перебил её муж.

— Здесь, Илья Петрович, вместе с Серафимой Антоновной, — послышался ласковый голос Аграмантова. — Пошли мы с Серафимой Антоновной в сад. Только, Илья Петрович, видим: старая баня, и в бане огонёк. Мы и думаем: «Дай пойдём и поглядим поближе». Пошли и вдруг провалились. Это, Илья Петрович, тот самый погреб, в котором Пугачёв задушил вашего родственникам! Здесь очень интересно, — добавил он с изысканной сладостью, — только жаль, спичек нет!

Аграмантов помолчал, но затем Илья Петрович услышал снова:

— А вы тоже не одни, Илья Петрович? Как вы сюда попали?

«Как вы сюда попали! — подумал Илья Петрович. — Чтоб тебя дьяволы взяли!»

— Очень просто, — добавил он вслух. — Я искал Симу и пошёл в сад. И вдруг вижу около бани кто-то ходит в позе самого отчаянного лунатика. Волосы, представьте себе, растрёпаны, а руки представьте себе, вытянуты по направлению к месяцу…

— Марфенька, — шепнул Илья Петрович, — распусти волосы.

— Боюсь, — прошептала Марфенька и всхлипнула.

— По направлению к месяцу, — повторил Илья Петрович. — Смотрю, это Марфенька. Я — к ней. Она сделала несколько шагов ко мне, и вдруг мы, представьте себе, провалились!

«Господи, что я за чепуху горожу!» — подумал Илья Петрович, помолчал, подумал и спросил:

— Неужели же отсюда нет никакого выхода?

Аграмантов вздохнул.

— Никакого, Илья Петрович; я осмотрел все стены, ужасно высокие стены!

Дубняков долго сидел и думал, и, наконец, вздохнул. Он покачал головой и задумчиво произнёс:

— Скверно! Доплясались мы с тобой, Сима, довертелись, дохороводились! Придут завтра утром рабочие, принесут лесенку и выпустят нас, рабов Божиих на свет белый, на позорище. И пойдут по всему уезду звон, трезвонь, пересуды; грязью нас закидают, имя наше запачкают! Разве скептики поверят, что мы попали сюда неведомо за что и как, игрою какого-то нелепого случая? Разве скептики поверят этому?

Серафима Антоновна вздохнула.

— Нет, скептики не поверят.

— Скептики ни за что не поверят, — подтвердил Аграмантов и добавил: — скептики и пессимисты.

Все погрузились в молчание. Только одна Марфенька истерически всхлипывала.

Когда Аверьяныч на заре подошёл к проклятой бане, он увидел отверстие в земле вновь открытым, а в склепе услышал какой-то говор. Аверьяныч даже взбесился и прошептал:

— Господи, Боже мой, до чего нечистая сила разозоровалась! Петухи третий раз поют, а она не унимается, и в чехарду играет, и змеем извивается, и женихается.

Аверьяныч брезгливо плюнул.

— Тьфу, сколько на земле пакости!..