Аграмантов поправил перед зеркалом галстук и пошёл в сад. Серафима Антоновна была уже там. Она сидела на скамейке ближайшей аллеи, томно вздыхала и думала о молодом человеке, мысленно уже называя его Полем: «Поль очень мил, — думала она, — он такой хорошенький и конфузливый! Все его предшественники были такие мужики, а он милый и образованный. Он даже и галстук со вкусом подвязывает, хотя и не кончил семинарии. Впрочем, он поэт!» Она подняла голову. Павел Никитич подошёл к ней, слегка побледневший. Серафима Антоновна обласкала его глазами.
— Садитесь рядом, — пропела она как ручеёк.
В саду было темно. Соловей пел в кустарнике как бы в изнеможении, точно устал от запаха цветов и вдохновенья. Серафима Антоновна подняла на Аграмантова глаза.
— Продекламируйте ваше стихотворение.
Аграмантов шевельнулся, поправил галстук и начал с чувством:
По старому саду иду я с тоскою,
Беседую с собственной тенью…
От белых черёмух черёмухой пахнет,
От белой сирени — сиренью!
Я людям не нужен, и сердце и разум
Я отдал иному теченью…
От белых черёмух — черёмухой пахнет,
От белой сирени — сиренью!
Я людям не нужен! Ненужным иду я
Навстречу жестокому тленью…
От белых черёмух черёмухой пахнет,
От белой сирени — сиренью!..
Аграмантов читал певуче и красиво. Серафима Антоновна вздохнула.
— Замечательно правдиво!
От белых черёмух черёмухой пахнет,
От белой сирени — сиренью…
— Замечательно правдиво! И какая масса наблюдательности! — воскликнула она. — Да! «От белых черёмух черёмухой пахнет…» Как это у вас хорошо подмечено! Но только зачем такое уныние — «Я людям не нужен!» Почему? И потом, мужчинам вы, может быть, и не нужны. Но женщинам? Подумали ли вы о них? Зачем же такая безнадёжная грусть?
Аграмантов вздохнул.
— Ах, Серафима Антоновна, как же я могу быть весёлым, если я пессимист? Разве пессимисты когда-нибудь радуются?
Он помолчал, подумал и добавил:
— Разве когда земля погибать будет, так они обрадуются!
Серафима Антоновна грустно покачала головой.
— Ах, скажите, пожалуйста. И давно это с вами случилось?
Аграмантов переспросил:
— Пессимизм-то? С третьего класса училища. Семнадцать лет мне тогда было. А потом и пошло и пошло; дальше больше, дальше больше!
— А теперь вам сколько лет?
— Теперь двадцать два.
Серафима Антоновна сбоку посмотрела на соседа. «Боже мой, как он молод!» — подумала она, вздохнула и прошептала:
— Прочтите ваше стихотворение ещё раз.
Аграмантов откашлялся и начал читать снова.
Но когда он произнёс: «Я людям не нужен», Серафима Антоновна внезапно обхватила его голову руками привлекла молодого человека к себе и прошептала:
— Поль, милый, ты мне нужен! Мне! Любишь ли ты меня?
Павел Никитич вздрогнул. От волос Серафимы Антоновны пахло сильными духами, а её полные руки положительно жгли щеки юноши. В его голове пошёл туман. Он припал к губам Дубняковой и прошептал:
— Люблю, Серафима Антоновна! Давно люблю вас!
Серафима Антоновна положила его голову к себе на грудь.
— Не зови меня Серафимой Антоновной, зови просто Симой.
— Люблю вас, Сима, — прошептал Аграмантов.
— И не вы, а ты, — сказала Серафима Антоновна.
— Люблю тебя, Сима, — поправился Павел Никитич, чувствуя, что его голова качается на высокой груди обольстительной женщины, как челнок на море.
Серафима Антоновна сняла голову поэта с своей груди. Влюблённая парочка двинулась садом, целуясь и называя друг друга ласковыми именами.
Они очнулись на пустыре около проклятой бани.
— Пойдём туда! — кивнул головой поэт на полуразрушенное здание. — Здесь ты можешь простудиться; становится сыро!
— Ни за что, — прошептала Серафима Антоновна, — разве ты не слыхал, что говорил про эту избушку Илья Петрович.
— Сима, я умоляю!
— Ни за что!
— Но, Сима! Ты же сказала, что я нужен тебе!
Серафима Антоновна согласилась. Они сделали несколько шагов к избушке с выбитыми окнами. И вдруг земля под ними осела. Серафима Антоновна вскрикнула и полетела вместе с Аграмантовым в какую-то пропасть.
Аграмантов сильно ушиб себе спину, но очнулся первый. Кругом него был непроницаемый мрак.
— Сима, — жалобно позвал он и услышал:
— Поль, это ты?
— Я. Боже, куда же мы попали?
Аграмантов пошарил в кармане.
— Слава Богу, со мной есть спички, хотя всего две.
Спичка вспыхнула Навёл Никитич увидел Серафиму Антоновну. Её волосы были посыпаны землёй, а платье перепачкано в глине. Она глядела растерянно и, казалось, плохо понимала, что делается вокруг. Спичка погасла Аграмантов зажёг вторую и огляделся. Они находились в каком-то странном помещении, не то могильном склепе, не то погребе с высокими глиняными стенами и таким же потолком. Небольшое отверстие зияло наверху. Выбраться отсюда было невозможно. Последняя спичка погасла в руке Аграмантова. Он со злобой швырнул её на пол.
Читать дальше