Илья Мельников - Цветаева за 30 минут

– Склоните колена! – Что вам,
Аббат, до моих колен?!
Так кончилась – этим словом –
Последняя ночь Кармен.

Только живите! – Я уронила руки,
Я уронила на руки жаркий лоб.
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.

И на высокий вал моего дыханья
Властная вдруг – словно с неба – ложится длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся.
– Так молодую Бурю слушает Бог.

Запах пшеничного злака,
Ветер, туман и кусты…
Буду отчаянно плакать –
Я, и подумаешь – ты,

Длинной рукою незрячей
Гладя раскиданный стан,
Что на груди твоей плачет
Твой молодой Иоанн.

Люди спят и видят сны.
Стынет водная пустыня.
Все у Господа – сыны,
Человеку надо – сына.

Прозвенел кремнистый путь
Под усердною ногою,
И один к нему на грудь
Пал курчавой головою.

Люди спят и видят сны.
Тишина над гладью водной.
– Ты возьми меня в сыны!
– Спи, мой сын единородный.

Встречались ли в поцелуе
Их жалобные уста?
Иоанна кудри, как струи
Спадают на грудь Христа.

Умилительное бессилье!
Блаженная пустота!
Иоанна руки, как крылья,
Висят по плечам Христа.

Из-под копыт
Грязь летит.
Перед лицом
Шаль – как щит.
Без молодых
Гуляйте, сваты!
Эй, выноси,
Конь косматый!

Не дали воли нам
Отец и мать,
Целое поле нам –
Брачная кровать!
Пьян без вина и без хлеба сыт,
Это цыганская свадьба мчит!

Полон стакан,
Пуст стакан.
Гомон гитарный, луна и грязь.
Вправо и влево качнулся стан.
Князем – цыган!
Цыганом – князь!
Эй, господин, берегись, – жжет!
Это цыганская свадьба пьет!

Там, на ворохе
Шалей и шуб,
Звон и шорох
Стали и губ.
Звякнули шпоры,
В ответ – мониста.
Свистнул под чьей – то рукою
Шелк.

Кто-то завыл как волк,
Кто-то как бык храпит.
– Это цыганская свадьба спит.

Князь! Я только ученица
Вашего ученика!

Колокола – и небо в темных тучах.
На перстне – герб и вязь.
Два голоса – плывучих и певучих:
– Сударыня? – Мой князь?

– Что Вас приводит к моему подъезду?
– Мой возраст – и Ваш взор.
Цилиндр снят, и тьму волос прорезал
Серебряный пробор.

– Ну, что сказали на денек вчерашний
Российские умы?

Страстно рукоплеща
Лает и воет чернь.
Медленно встав с колен
Кланяется Кармен.

Взором – кого ища?
– Тихим сейчас – до дрожи.
Безучастны в царской ложе
Два плаща.

И один – глаза темны –
Воротник вздымая стройный:
– Какова, Жуан? – Достойна
Вашей светлости, Князь Тьмы.

Да будет день! – и тусклый день туманный
Как саван пал над мертвою водой.
Взглянув на мир с полуулыбкой странной:
– Да будет ночь! – тогда сказал другой.

И отвернув задумчивые очи,
Он продолжал заоблачный свой путь.
Тебя пою, родоначальник ночи,
Моим ночам и мне сказавший: будь.

И призвал тогда Князь света – Князя тьмы,
И держал он Князю тьмы – такую речь:
– Оба княжим мы с тобою. День и ночь
Поделили поровну с тобой.

Так чего ж за нею белым днем
Ходишь – бродишь, речь заводишь под окном?

Отвечает Князю света – Темный князь:
– То не я хожу – брожу, Пресветлый – нет!
То сама она в твой белый Божий день
По пятам моим гоняет, словно тень.

То сама она мне вздоху не дает,
Днем и ночью обо мне поет.

И сказал тогда Князь света – Князю тьмы:
– Ох, великий ты обманщик. Темный князь!
Ходит – бродит, речь заводит, песнь поет?
Ну, посмотрим, Князь темнейший, чья возьмет?

И пошел тогда промеж князьями – спор.
О ею пору он не кончен, княжий спор.

Помнишь плащ голубой,
Фонари и лужи?
Как играли с тобой
Мы в жену и мужа.

Мой первый браслет,
Мой белый корсет,
Твой малиновый жилет,
Наш клетчатый плед?!