Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Командира 2 отделения 1 взводу Ивана Несвояхата, которому первому из всех бойцов и командиров бригады Орден Красного Знамени даден был, и еще двух всем известных заслуженных бойцов – Охромова Фому и Града Кузьму.

Мало того, что обвинил он их неслыханно люто, будто безоружную бабу в черед все трое изнасильничали и ограбили, мол, дочиста, так еще при полном скоплении народа и при всех нас в здешней школе допрашивал и судить заставил Революционным Военным трибуналом, все время издевку имея над ними, как над самыми последними бандитами, которых они же беспощадно рубали в неисчислимых, бесчетных боях.

И расстрелял бы он их как последних гадов – если б хоть на день опоздала бумага ваша, дорогой наш товарищ Комбриг, с полным об'яснением истины дела, как случилось.

А такой комиссар, что трех своих лучших, всем известных бойцов, ни во что не ставит, у которого бабий наговор безо всякого доказательства такой перевес имеет, что под расстрел бойцы подводятся, а прошение всех бойцов с полным ручательством головами всего эскадрона безо всякого внимания умалкивается втуне – такой военком не командир революционный есть, а судейский чинуш и прихвостень старорежимной правки, и в революционные комиссары нет у него ни таланту, ни годности.

И решенье, товарищ Комбриг, у нас твердое – под расстрел лучше итти, а с таким военкомом не оставаться.

Какая будет на то ваша воля, так мы и согласные.

Только просьба наша к вам великая – принять наши боевые заслуги под Екатеринодаром, в Астраханских степях, на Украине и на Кубани в полное внимание и уважить наше заявление – Комиссара назначить нам другого, а этого совсем от нас убрать, чтобы в эскадроне его и вовсе не было.

И еще просим вас, товарищ Комбриг, тую бабу, что на наших бойцов показывала, и тех трех бандитов, которые ее насильничали – на наш суд отдать.

Будем судить мы их всем эскадроном единогласным решением – и какое решение наше будет, такой и будет приговор.

Под этой второй нашей просьбой всем эскадроном, кроме командира нашего тов. Коцюбу, Кузьмы Васильевича, и те пятеро, что на сменку военкома несогласные, то ж подписываются.

На документе 293 подписи за себя и за неграмотных.

Иван Егорович Вольнов (1885 – 1931)

Настоящая фамилия Владимиров. Родился в Орловской губернии, в очень бедной крестьянской семье. В «Повести о днях моей жизни», считающейся главным его произведением, описал свое тяжелое детство. Участвовал в революционном движении, в том числе и в террористических акциях. Состоял в партии эсеров. После революции неоднократно арестовывался орловскими чекистами, подозревавшими, что с эсерами писатель порвал лишь для виду. Оборвал жизнь Вольнова трагический случай – был «убит кулацким элементом».

Председатель волисполкома досадливо отмахнул осьмушку серой бумаги, до дыр исклеванную ремингтоном.

– Завтра подам заявление по случаю неизлечимых нервов.

– «В. Срочно». – Закуренный до черноты ноготь секретаря провел бороздку под надписью в правом углу бумажки.

– Я не привык с вами долго рассуждать, хотя вы и партейные, – с достоинством сказал он.

Председатель беспомощно поглядел на его высокую, нескладную фигуру в френче деревенского сукна, багровые пятна щек.

– Вы, должно быть, и теперь колотите жену? – насмешливо процедил секретарь. – Па-жалуйста… Прикажете отнестись, что по случаю нервов председателя женмитинг в Ненужной волости решительно отменяется?

Председатель болезненно втянул голову в плечи и снова взялся за бумажку.

– В этом вопросе я не согласен с советской властью, пусть лучше меня исключают из партии товарищей коммунистов. Да-с. Например, гуж-в-налог-труд, страховые обстоятельства, а вы, извините, заставляете путаться с бабами, – у меня силов нет.

Тогда секретарь выдернул из-под рук председателя бумажку и многозначительно прочитал длинную надпись «завгубженпропагом».

– Нуте-с?

– Начхать! – досадливо крикнул председатель. – Я должен заниматься важными государственными обстоятельствами в связи с общей разрухой, а вы меня к бабам тянете, – не допущу.

Тем не менее женмитинг был назначен.

– Пожалуйста, – говорил на второй день председатель члену коллегии, своему сотруднику, юркому и пьяному «беспартийному социалисту» Полфунтикову. – Это дело не касается коммунистов, даже срамно для них… это – ицеровское…

Председатель подумал и с размаху хлопнул кулаком по бумажке.