Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Документ третий

(написан трудным корявым почерком на двух листах сахарной оберточной бумаги)

Докладаю вам, товарищ Комиссар, в письменном виде, что хотя я и под вашим началом хожу, но и сам, просю не забувать, отделенный командир и на груди у меня, товарищ Комиссар, не плевок застыл, а орден Красного Знамени за геройство революции и за красную беспощадность с врагом. И товарищи мои бойцы выверенные тож не однажды, и жисть свою за совецку власть способны угробить, и не трясутся за нее нисколечки.

Докладаю вам, товарищ Комиссар, в полном абсолюте, что оскорбление вы нам строите кровное, потому как сучий язык, бабий наговор, у вас силу имеет, а наше слово для вас легкое.

И со стороны нам известно стало, что мыслю вы имеете порешить нас расстрелом, как самых, что ни есть последних беспощадных врагов Республики, в то же время, как мы есть бойцы за правду рабоче-крестьянского нашего народа, в красном геройстве даже очень и не раз отличенные.

А что для нас хуже хужего, что смерти неисчислимо раз горьше, так это, – что в позор нас введено очень уж срамный, – то, что обезоружили нас и с коней поснимали. Потому как винтовки да сабли наши, еще в семнадцатом годе кровью добытые, до самого того последнего срамного часу были при нас неразлучными. И даже, когда случалось в госпиталя нас класть ранеными – с нами вместях и оружие ложилось. До того самого обез-оруженья, были мы красные народные бойцы в почете и красоте полной, а теперь все равно, что вражьи шпионы, такая теперь на нас оглядка.

Потому, лучше человека пулей изничтожить, как она есть вещество чистое, бессрамное, а со смертью мы, товарищ Комиссар, осьмой год перемигиваемся, свыклись. А до такого позору великого передо всем полком довести – эта казнь неслыханная по срамоте своей и по лютости. И в ответе вы за нее будете преогромном.

А что касается самого дела, если судить по возможности, то вся обстоятельность в нем лживая, наговорная и веры к себе иметь не должна. Потому как мерин, тулуп, и бурка, хлеб да сало той гражданки, что на нас, как на последних шкуродеров, показанье делает – нам ни к чему были, все одно, что кобыле второй хвост.

Корысти такой у нас не могло быть, и даже интереса никакого, потому, как хлеба да сала у нас у самих хватает до обжору, раз стоим мы постоем на хозяйских хлебах, а станица, всем известно, не об'едена нисколечки, потому как она от железной дороги и даже от шосса далекая.

А про бурку и тулуп и говорить нечего. Бурки у нас у самих, само понятно, имеются, а про тулуп бабий и думать нечего – раз в нем у нас же такая же потреба, как в бельме на глазу.

А если вы про мерина думаете, то думка ваша неверная. Кони у нас у самих, сами небось знаете, заправские, всей бригаде на диво – огонь, а не кони. Так что для обменки у нее мерина брать нам и не стоило, потому, про-гад и невыгода. И если кому сказать, в веру не возьмет, смеяться станет – потому смехота одна чтоб в обменку на наших кровных жеребцов загнанных меринов у баб отбирать. А если думать, что для загонки, для продажности, то в одну ночь куда продать и кто купит. А коня в незнамой станице, все одно, что шила в мешке, никуда не скроешь.

А что касательно изнасильничья, так это мы свободно докажем наговор. – Потому с Охромовым стою я в одной хате и одной бабой, с ее полного согласия, пользуемся. И баба тая есть никто иная, как хозяйская дочь – Аграфена, а по отечеству Дмитровна, и фамилия ей будет Бочка. В случае чего, она даже показать в полной силе, что отказу в ласке от нее мы не видели ни единого разу, и были мы от нее в полной мере, и тая гражданка, что на нас показывает, с ней и в сравнение пойти не сможет, такая она есть обрыдлина.

А что касаемо третьего нашего товарища, то хоть Кузьма Град на какую бабу показать и не в силе, но опять же гражданка тая твердо говорить, что в черед ее все трое насильничали, а раз так, то и Град выходит тут непричемный.

Опять же упреждаем вас, товарищ Комиссар, что в ответе будете сильном, потому как нас передо всем эскадроном вы люто испозорили, в чем руку свою и прикладаем.

Иван Несвояхата – отделенный командир второго отделения первого взводу.

Охромов Фома – боец первого взводу.

А за неграмотного бойца тож первого взводу с его полного согласия, за Кузьму Града мы двое: Иван Несвояхата – отделенный командир второго отделения первого взводу, Охромов Фома – боец первого взводу.

Документ четвертый

В штаб 105 отдельной Кавбригады