Геннадий Николаев: Плеть о двух концах

— Ты слишком увлекся своими подозрениями, — сухо сказал Павел Сергеевич. — Дорог каждый час, люди работают, действительно, геройски, не щадя се­бя, потому что понимают, какой это срочный газопро­вод. А ты...

— А что я? — упрямо нахохлился Лешка. — Знаешь, у Киплинга есть строки:

Останься прост, беседуя с царями,

Останься честен, говоря с толпой,

Будь прям и тверд с врагами и друзьями,

Пусть все в свой час считаются с тобой, —

по-моему, гениально.

Павел Сергеевич хлопнул ладонями по столу, резко поднялся, зашагал по вагончику — пять шагов вперед, пять назад. Пол скрипел, когда он разворачивался.

— Слушай-ка, прям и тверд, а по матери ты не соскучился? Она так просила-умоляла взять тебя на пару деньков. Я ей говорю, как то есть «взять»? Ты же не чемодан. Захочешь — сам приедешь. Верно?

Лешка машинально кивнул — думал он о другом.

— На вертолете прокатишься. Поживешь дома, от­моешься, отъешься, белье зимнее возьмешь. Посидим, выпьем, как бызало, по кружечке пивка, потолкуем. Ну как? Идея?

— А как же трасса? — страдальчески сморщился Лешка. — Мосин опять начнет гнать брак.

— Об этом не волнуйся. Я возьму образец шва, про­верю. Если действительно брак, накажу. Ну? Собирай­ся, а то мне некогда. В управлении дел по горло, да и вертолет нельзя задерживать.

Раздумывая, Лешка вытянул из-под полки чемодан, раскрыл, поковырялся в книгах, решительно захлоп­нул.

— Нет, папка, я не полечу. Сейчас все так здорово закрутилось — до жути интересно. Мне надо разоб­раться во многом. И потом, если я уеду, они подума­ют, что я сдался. А я не сдался и не думаю сдавать­ся.

Павел Сергеевич посерел. Пенсне запрыгало на пе­реносице и сорвалось. Он подхватил его, как будто оно было раскаленное.

— Сдался — не сдался! — вдруг закричал он. — Что тебе здесь, игрушки? А ну, быстро собирайся! Не­медленно! — Он рванул с полу чемодан, швырнул на полку. Крышка с маху хлестнула по стене, книги вы­прыгнули и сползли на одеяло. Вздрагивая и приво­лакивая ноги, он забегал по вагончику, хватал Лешкины вещи — майку, полотенце, рубашку. Скомкав их, швыр­нул в раскрытый чемодан. — Живо! Чтобы духу твоего здесь не было! Кому говорят?!

Лешка попятился к стене.

— Чего ждешь? Ремня? — трясущимися руками Па­вел Сергеевич кое-как нацепил пенсне, схватился за ремень.

Прижавшись спиной к стене, раскинув руки, Лешка беззвучно шевелил побелевшими губами. В расширен­ных глазах его разгорались странные огоньки — упря­мые и враждебные.

Павел Сергеевич замер, вытер взмокший лоб, спятился на полку. Как тяжело больной откинулся к стене, гулко стукнулся головой.

— Папа... папа... что с тобой!

Лешка осторожно, как к чему-то страшному и прита­ившемуся, приблизился к отцу, готовый отскочить. В тени поблескивали стекла пенсне и два золотых зуба.

— Прости, сына, — захрипел Павел Сергеевич. — Нервы... Вот видишь, что творится... — Он вытянул вперед руки, они тряслись как у юродивого. — Рас­психовался... Ты прав, тебе надо остаться... Конечно, конечно... Ты не сердись на меня, я чертовски устал...

Лешка подсел к нему, погладил по плечу.

— Тебе надо отдохнуть, папа. А за меня не беспо­койся. Я приеду домой, только попозже. Хорошо?

Павел Сергеевич порывисто сжал его руку.

— Будь осторожен, сына. И не обижай людей. Они постарше тебя. У каждого своя трудная жизнь. Они не виноваты в этом. Советуйся с Чугреевым — он доб­рый человек.

Они обнялись. Лешка почувствовал, как колючая ще­ка отца стала горячей и мокрой.

Прямо с аэродрома Павел Сергеевич поехал к Каллистову. На скользких, как намыленных, ухабах за рекой тащились мучительно долго. Павел Сергеевич, то и дело поглядывал на часы, боялся не застать Кал­листова на месте. Таксист тихо ругался — обгонять было невозможно. Навстречу, буксуя и елозя по выбо­инам, ползли бесконечным потоком машины. Уныло моросил дождь. Небо походило на дорогу — мутными, грязными полосами висели низкие тучи. Из трех серых бетонных труб ТЭЦ вываливался тяжелый белесый дым и скатывался к матово-сизой, как шлак, реке.

У Каллистова шло совещание. Павел Сергеевич прождал около часа. Первым из кабинета выскочил сам Каллистов.

— О, Павел! Спешу в город. Поехали, по дороге потолкуем.

Рябой шофер гнал «Волгу» смело и нагло, не скупясь на сигналы. От встречных машин по стеклам стегало жидкой грязью.

— Ну, что у тебя, как дела? — спросил Каллистов, хватаясь за переднее сиденье.

— Газ не будет подан в срок, я сорву график, — как-то вдруг, с ходу решил Павел Сергеевич. — Я не могу...