Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

«Полно мнѣ жить съ чужой вѣрой! — сказала себѣ Авдотья. — Пора и Бога узнать. Стану ходить въ церковь, отыщу настоящихъ русскихъ людей!..».

Авдотья вспомнила, что гдѣ-то въ восточномъ городѣ въ глубинѣ чешскаго квартала живутъ православные люди, русины изъ Галичины, и такъ же, какъ она, выходцы изъ великой переселенческой волны, которая постоянно катится изъ Европы въ Америку.

— Со своими буду жить! — повторяла Авдотья. — Полно мнѣ по чужимъ шататься!..

Кое-кого изъ земляковъ она тоже встрѣчала въ Дантанѣ. Все это были мужики отъ плуга и сохи, которые являлись вмѣстѣ съ евреями и работали въ еврейскихъ портняжныхъ мастерскихъ съ утюгомъ и швейной машиной, но въ послѣднее время они стали отбиваться въ сторону.

Пестрая человѣческая толпа, которая ежегодно вливается въ Америку черезъ двери Нью-Іорскаго порта, таить въ себѣ великую центробѣжную силу. Мелкія человѣческія частички, ступивъ на чужой берегъ, тотчасъ же начинаютъ группироваться и подбираться другъ къ другу, нѣмцы съ нѣмцами, евреи съ евреями, и даже сирійцы и армяне съ такими же сирійцами и армянами.

Теперь и Авдотья почувствовала, наконецъ, потребность, оставаясь въ Америкѣ, отмежеваться отъ окружающей пестроты и воскресить свою вѣру и языкъ, хотя бы для домашняго обихода.

Всю эту ночь до самаго утра Авдотья просидѣла подъ газовымъ рожкомъ, сочиняя письмо Антосику.

Перо не слушалось ея и брызгало чернилами вправо и влѣво. Обтирая перо объ голову, она постепенно измазала лобъ и щеки. Число исписанныхъ листковъ, выросло до неслыханныхъ размѣровъ, а Авдотья все не могла оторваться отъ стола и добраться до желаннаго конца.

«Милыя мои дѣточки! — писала Авдотья. — Остались вы сиротами на бѣломъ свѣтѣ… А какъ же я къ вамъ поѣду?.. Вода мокрая, а я старая; куда мнѣ тащиться? Да я же еще имѣю здѣсь хорошее мѣсто.

Голубчики мои ласковые, Кларичка, Антосикъ!.. Надумала я, чтобъ вамъ ѣхать сюда. Богъ съ ней, съ худобой, накажетъ ихъ Господь за ваши слезы!.. А здѣсь для бѣднаго человѣка самое хорошее мѣсто. По здѣшней пословицѣ: сапожникъ здѣсь бариномъ, а баринъ сапожникомъ. Есть работа, а по работѣ и деньги, а по деньгамъ и жизнь. Ѣда всякая, чего душа хочетъ.

Дѣточки мои! Сердце мое не дождется, чтобы васъ повидать!.. Посылаю вамъ двѣ шифъ-карты. Поѣзжайте на Ямбургъ, да возьмите губернскій паспортъ, такъ дешевле!..

Ласточка моя, Клася! Ты теперь стала большая, невѣста! Ночей не сплю, все о тебѣ думаю.

Я проплакала всѣ глаза… Не давайте, дѣточки, на дурницу денегъ никому, бо все заплачено.

Ягодки мои малиновыя! Поѣдете по водѣ, креститесь, да Богу молитесь. Подходить будетъ время, стану я каждый вечеръ бѣгать на морскую пристань. Куплю я длинную трубу, всѣ глаза просмотрю, повыглядываю, не бѣжитъ ли океанское судно, не везетъ ли мое червонное золото?..

Алмазы, мои неоцѣненные! Мучаюсь я за вами, какъ голодная… Были бы у меня крылья, полетѣла бы я вамъ навстрѣчу».

Черезъ шесть мѣсяцевъ, въ воскресный вечеръ прекрасной американской осени, которая составляетъ лучшее время года, особенно у Атлантическаго океана, въ узкомъ паркѣ, прилегающемъ къ Восточной Рѣкѣ у Восемьдесятъ Пятой улицы, среди безчисленной толпы народа, стояла еще одна маленькая группа. Это была Авдотья съ «дѣтычками». Клаша, дѣйствительно, была невѣста, и молодые люди заглядывались на ея свѣтлорусую косу, которая спускалась по спинѣ ниже пояса. Безусое лицо Антосика имѣло дѣтскій видъ, но онъ уже переросъ на полголовы свою мать. Авдотья похудѣла и стала какъ будто старше, но лицо ея выглядѣло гораздо оживленнѣе прежняго. Она исполнила свое намѣреніе и открыла небольшую прачечную и теперь, кромѣ своей дочки, уже имѣла двухъ галичанокъ помощницъ. Дѣло обѣщало имѣть успѣхъ. Антосикъ ходилъ въ слесарную мастерскую и уже зарабатывалъ пять долларовъ въ недѣлю, что для начала было отлично. Кромѣ того, онъ сталъ учиться англійской грамотѣ, по своему обычаю «самоукомъ», преодолѣвая упорнымъ трудомъ всѣ встрѣчавшіяся трудности и постепенно добираясь до сути. Немудрено, что Авдотья чувствовала себя счастливой.

Наверху въ бесѣдкѣ игралъ оркестръ, но говоръ тысячеголовой толпы совершенно заглушалъ звуки музыки. Если бы кто-нибудь стоялъ возлѣ этой новой семьи русскихъ переселенцевъ и прислушался къ ихъ разговору, онъ могъ бы разобрать, что Авдотья учитъ дѣтей говорить по-англійски, немилосердно коверкая, искажая слова и звуки, столь непревычные для восточно-европейскаго уха.