Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Обижаться Уквуну не приходилось, ибо, конечно, насущная пища гораздо важнѣе какихъ бы то ни было попрековъ, тѣмъ болѣе, что старикъ сознавалъ, что, въ сущности, хозяйка стойбища права, и ему слѣдовало выбрать себѣ подругу въ средѣ болѣе уважаемой, чѣмъ кереки .

Жили между собой Уквунъ и Анека очень согласно, несмотря на то, что у Анеки не было ни одного ребенка, а это составляетъ великое несчастіе и униженіе для чукотской женщины. Когда Уквуну удавалось добыть тюленя, или когда жена его получала отъ сосѣдокъ часть чужого промысла, они непрерывно варили и уничтожали свою добычу, пока оставался еще хоть одинъ кусокъ. Когда ѣды не было, они голодали. Въ этомъ состояла ихъ жизнь, уже Богъ знаетъ, сколько лѣтъ, и они привыкли къ ней. Впрочемъ, они были очень чутки къ малѣйшему неравенству при раздѣлѣ добычи и обижались, если имъ на долю выпадали менѣе жирные куски.

Яякъ и Кителькутъ молчали. Съ ранняго утра они сидѣли безвыходно въ пологѣ и успѣли смертельно надоѣсть другъ другу. Всѣ новости были пересказаны съ обѣихъ сторонъ, a наиболѣе интересныя повторены вновь со всѣми подробностями и даже прикрасами, какія только могло подсказать скучающее воображеніе и ничѣмъ не наполненный досугъ, такъ что теперь говорить было не о чемъ. Правда, кромѣ разговора, нѣкоторое развлеченіе доставляютъ еще ѣда и питье, и каждую трапезу они старались тянуть, какъ можно дольше. Но, къ сожалѣнію, это времяпрепровожденіе не могло продолжаться безъ перерыва, а, напротивъ, требовало значительныхъ промежутковъ отдыха.

— Что же, Катыкъ! — наконецъ, лѣниво спросилъ Кителькутъ. — Такъ и задушили?.. А?

— Если самъ проситъ, — проворчалъ Яякъ, не поднимая головы, — развѣ откажутъ?

— А кто же душилъ? — спросила изъ своего угла Рынтына, продолжая скручивать свои безконечныя нитки на голомъ колѣнѣ.

— Жена держала на колѣняхъ, сыновья тянули веревку, — проворчалъ Яякъ послѣ нѣкоторой паузы еще болѣе недовольнымъ тономъ.

— Жена держала?.. гычь! [13] Выраженіе удивленія. — повторила Рынтына протяжно. — А онъ почему просилъ смерти?

Дѣло шло о добровольной смерти одного чаунскаго жителя, который, подобно Яяку, ежегодно пріѣзжалъ къ Кителькуту для торга, но въ эту зиму вдругъ предпочелъ потребовать отъ собственныхъ сыновей, чтобы они ему перетянули горло веревкой, что и было благополучно исполнено. Присутствующіе уже выслушали изъ устъ Яяка подробное описаніе этой интересной исторіи, но Рынтына отъ нечего дѣлать была не прочь услышать повтореніе.

Однако, Яякъ не чувствовалъ расположенія удовлетворить ея желаніе.

— Я вѣдь говорилъ уже, — отрывисто сказалъ онъ. — Надоѣло на солнце смотрѣть, захотѣлъ уйти къ предкамъ. Развѣ я что знаю!

И онъ выпятилъ свои толстыя губы съ такимъ рѣшительнымъ видомъ, что Рынтына сразу удержала новый вопросъ, бывшій у нея на языкѣ. Видно было, что онъ рѣшительно отказывается повторить разсказъ.

— У, пріятель! — задумчиво проговорилъ Кителькутъ. — Надоѣло на солнце смотрѣть! Охъ! Старый пріятель отправился одинъ! Не захотѣлъ подождать товарища!.. Всѣ уходятъ старые, по одному! — продолжалъ онъ еще задумчивѣе. — Видно, и до меня очередь доходитъ.

Старикъ въ свободныя минуты любилъ пофилософствовать на эту тему.

— Будетъ тебѣ! — вдругъ сердито сказалъ Яякъ. — Вотъ были, вотъ не стали! Не все ли равно? Развѣ мы бабы? Скажи лучше: хорошо погуляли у таньговъ [14] Чукчи даютъ это имя безразлично русскимъ, корякамъ и чуванцамъ. въ деревянныхъ домахъ?

— Эгэй! Погуляли! — отвѣтилъ Кителькутъ довольнымъ тономъ. — Какъ слѣдуетъ развлекли скуку. У Кулючина [15] Чукотская передѣлка русский фамиліи — Колесинъ. очень крѣпкая… За черную бутылку — красную лисицу. На цѣлый день оглушишься…

Лица всѣхъ присутствующихъ оживились, старуха отложила на колѣни свою кудель и приготовилась слушать, машинально поглаживая ее рукой. Даже Нуватъ на минуту приподнялъ голову, но, впрочемъ, тотчасъ же опять приникъ къ своимъ ладонямъ. Водка была единственнымъ предметомъ разговора, который не допускалъ истощенія.

— А сколько бутылокъ? — спросилъ Яякъ съ жаднымъ блескомъ въ глазахъ.

— Сколько угодно, — нѣсколько уклончиво отвѣтилъ Кителькутъ. — Водка не кончалась. Уѣхали, не истощивъ запаса.

— Ухъ! — широко вздохнулъ великанъ. Ему вдругъ не хватило воздуха въ тѣсномъ пологу.

— Янынтынъ переколотилъ всѣхъ людей въ Коретовой, — сказалъ Кителькутъ, улыбаясь. — Этотъ человѣкъ, когда напьется сердитой воды , хуже чорта.