Михаил Кузмин - Тихий страж. Бабушкина шкатулка

– Ничего общего? – повторила Тонечка рассеянно, но с волнением, относившимся, казалось, вовсе не к разговору. Молодой человек, польщенный, что Куртинина с ним так долго говорит и что его сведения на что-то годятся, отвечал охотно и торопливо. Чувствовалось, что он весь красный и, несмотря на холод, вспотел.

– Ничего общего! Мы просто учились вместе и потом иногда встречались в знакомом доме. Ивин – большой орта тал. Он, конечно, образованный человек, нелюдим и любит разные экстравагантности: то собирает иконы и всякий старый хлам, то ударится в модернизм, – только и говорит, что с последних французских музыкантах, чуть ли не о футуристах. И не то, что у него это случалось полосами, то одно, то другое. Нет у него всё это как-то совмещается. Вообще – ненормал…

Молодой человек умолк и, кажется, застыдился, что так долго занимал собою внимание своей спутницы. Но та, невидимому, не тяготилась его рассказом, внимательно прослушала и опросила просто:

– Он брюнет или блондин?

– Право, не знаю.

– Значит вы его не видали!

– Как же не видал! Сто раз видел, но не обратил внимания, какие у него волосы. Нужно у сестры опросить.

– Бритый, по крайней мере?

– Да, да, это – да. Ни бороды, ни усов. Кажется, даже голова бритая.

– Ну, уж это лишнее.

– Может быть, голова и не бритая! – охотно согласился молодой человек.

– Вы всё путаете!

– Право же не путаю. Уверяю вас, Антонина Петровна!

Куртинина казалась несколько рассерженной, но простилась съ молодым человеком душевнее, чем с другими, так что тот готов был уже чувствовать себя героем вечера. Вообще, он, кажется, был скор на преждевременные и несколько легкомысленные выводы.

Вскоре Куртининой представился случай самой убедиться, что у Ивина далеко не бритая голова, и хотя у него не было, как, может быть, ей хотелось бы, поэтической шевелюры, однако волосы росли плотно без всяких рединок. Был он брюнетом, довольно небольшого роста, с матовым лицом и правильными, невыразительными чертами. Усов и бороды, действительно, не носил.

Всё это, как добрый сыщик, заметила Антонина Петровна, когда, наконец, гуляя ежедневно в разные часы дня мимо долга, занимаемого Ивиным, увидела Виктора Андреевича выходившим из калитки. Его провожала женщина или девушка в темном платье, с печальным и серьезным лицом. Когда сна заговорила, Антонина Петровна сразу по голосу узнала в ней ту особу, которая тогда вечером закрывала окно. Кто она: сестра, любовница, жена? Ведь Антонина Петровна не знала даже: женат или холост Виктор Андреевич.

После всех расспросов и рассказов Куртининой достаточно было взглянуть одну минуту на Ивина, чтобы сердце её забилось не совсем так, как при игре в горелки. Её сердце стремилось к таинственному и необыкновенному, хотя понятие об этом таинственном Антонина Петровна имели очень обыкновенное, будучи, и вообще, девушкой обыкновенной, единственная странность которой была только косо посаженная бровь.

Одной минуты было довольно, чтобы понять, что это «он», таинственный, интересный нелюдим, любящий странные вещи. Кроме того, Куртинина смутно поняла, что он какой-то другой породы и что получить его любовь придется не без труда, кто знает, не бесполезного ли?

Дама подымалась уже одна по ступеням балкона в лом. На пороге она остановилась, поправила какой-то цветок у перил, вздохнула и скрылась за стеклянной дверью. Антонине Петровне показалось, что) порвалась последняя связь между нею и Викторам Андреевичем. Она уже любила и эту даму, кто бы она ни была. Она даже думала, что эта печальная и серьезная женщина скорее поймет ее и чем-то поможет. Может быть, Антонима Петровна свои чувства считала тоже серьезными и даже печальными. А может быть, ею руководила очень практическая и достаточно догадливая мысль – познакомиться с этой дамой, которая, очевидно, была очень близка Ивину, и проникнуть в дом.

Как бы то ни было, но Куртинина дернула за звонок, а сама побледнела и оперлась рукой о решетку сада. Вышедшая служанка нашла у дверей незнакомую барышню в полуобморочном состоянии, которая не могла или не хотела отвечать ни на какие вопросы.

Горничная так растерялась, что, оставив незнакомку без помощи, бросилась обратно в дом. Вскоре она вернулась с дамой в черном платье, и обе помогли бледной Антонине Петровне войти по четырем ступенькам.

Дама дала ей воды и молча хлопотала, ни о чём не расспрашивая. Гостья скоро очнулась и, по-видимому, успокоилась, потому что, довольно весело оглянувшись, произнесла любезно, будто пришла к приятельнице с визитом: