— Верно, курочка.
— Нет, верно, щенок.
— Собака! Собака! — закричала Ниночка.
На развязанном платке сидел медвежонок и с удивлением озирался. Все для него было ново: и люди, и голоса, и яркий свет, и тепло. Медвежонок был слишком мал и еще не знал страха.
— Кажется, это медвежонок, — проговорил Володя.
— Медвежонок, — отвечала я, удерживая Ниночку, которая собиралась вскочить на стул. — Он ничего не сделает: он крошечный.
Дети прыгали около него и спорили, кому взять его на руки.
— Его надо напоить, — сказал лесник, — он у нас с утра в узле.
В столовую набралась вся прислуга смотреть на зверя.
Медвежонку поставили блюдечко с молоком, но с блюдечка есть он не умел, а поймав мой палец, начал его сильно сосать.
Я тотчас же послала в деревню за соской, которую мы приделали к бутылке. К этому времени охотники собрались в столовую и сели ужинать.
Няня же и дети напоили медвежонка, и тот, очень довольный, развалился на спину и собрался кататься.
— Дети, восемь часов, спать пора! — сказала няня.
— А медвежонок-то как же? — спросили дети.
— Ну, берите его пока с собой и там уложите, — сказал папа.
В детской в этот вечер дольше обыкновенного слышались голоса. Медвежонок, положенный в углу, напился молока сам и уснул раньше детей.
саду на зеленой скамейке сидели два мальчика лет шести и, болтая ногами, разговаривали.
— Папа мне говорил, что летом волки вовсе не страшны, — рассказывал Володя, белокурый здоровый мальчик, — так что, когда я заблудился, я не очень струсил.
— Есть чего бояться! — важно проговорил Юра, черненький красивый мальчик, читавший уже книги.
— Волка-то? И ты бы не испугался?
— Я-то? Да я его нисколько бы не испугался. Я тигра бы не испугался. Пальнул бы в него — вот и все… Я-то?..
— Да разве ты умеешь стрелять?
— Я-то?..
Юра замолчал. Он не только не умел стрелять, но даже боялся заряженного ружья…
— Ну, все равно, — сказал он, — можно и не умея стрелять.
— Это правда, — проговорил Володя.
В этот день вечером, перед тем, как ложиться спать, Юра вспомнил, что оставил в саду книгу, и так как погода была пасмурная, и мог пойти дождь, то он и пошел в сад, чтобы взять ее. Что было в саду — неизвестно, но только Юра несся домой, как стрела, и, задыхаясь, кричал:
— Пантера! Пантера!
В это время прислуга только что поужинала и вышла посидеть на дворе, на лавочке. Услыхав крик Юры, все бросились в сад.
— Что такое? — спрашивал Гаврила.
— Пантера! Большой, черный, страшный зверь, — задыхаясь говорил Юра.
— Где?
— В цветнике у скамейки.
— Сейчас возьму ружье, — проговорил Гаврила.
— Не надо, не надо, — со страхом вскричал Юра, — возьми палку!
Гаврила в сопровождении трех женщин смело двинулся на страшного зверя. Из комнат вышла Юрина мама и пошла тоже туда. Держась за ее юбку, двинулся и Юра. В цветнике между тем послышался громкий хохот. Всех громче хохотал Онька, сын Гаврилы, ровесник Юры.
— Зверь-то Чернушкин черный кот Васька! Ай да страшный зверь! — говорил Гаврила. — Кота барин испугался! А, небось, как днем заведете речь, так все я… то… я… то!
— Ятов, — тихо прибавил Онька.
На другой день Володя уже знал, что Юра черного кота принял за пантеру, и с усмешкой говорил ему:
— Как это ты кота-то принял за пантеру?
— Да ведь темно было…
— И испугался?
— Я-то?..
Юра вдруг вспомнил, что Онька назвал его Ятовым и замолчал.
— Ведь самые знаменитые охотники, — сказал он наконец, — пугались своих первых зверей. Когда я буду большой, я буду непременно охотиться на крокодилов. Уж я-то их не испугаюсь… я… то…
— И какой же ты хвастушка, — сказал работавший тут Гаврила, — по-нашему, по-русскому, мы таких людей зовем бахвалами…
— Оно и кстати, — исподтишка прибавил Онька, — Ятов-Бахвалов и выйдет.
Читать дальше