Борис Казаченко - С ружьем по лесам и болотам [Рассказы охотника]

Став взрослым псом, Ральф приобрел большую солидность. Его кофейно-пегая фигура была стройна внушительна. Держал он себя с большим достоинством. Мелких соседних шавок презирал, а мимо крупных и ничьих забияк проходил медленно и важно, сморщивал брезгливо нос и поднимал верхнюю губу, показывая свои идеально белые клыки; это всегда производило должно впечатление, и редкая собака на него бросалась.

На попытки наказать его он обыкновенно отвечал злым рычанием, а иногда пускал в ход и свои остры клыки. Даже мне, его воспитателю, пришлось однажды ночью испытать крепость клыков Ральфа, когда я толкнул его ногой, отгоняя от своей кровати.

Привыкнув к именам членов моей семьи, он прекрасно их различал и безошибочно шел к тому, чье имя ем называли и к кому посылали.

Моих знакомых он разделял на охотников, которых очень уважал и всегда тщательно обнюхивал, особенно тех, у кого были собаки, и на неохотников. Последних он просто не удостаивал вниманием, считая их, по-видимому, людьми второго сорта.

За его редкие охотничьи таланты — необыкновенную выносливость, быстроту поиска, утонченное чутье и классические стойки — я очень его любил и прощал ем злобные выходки.

В последние годы своей жизни, на двенадцатом тринадцатом году, он начал сильно побаливать. Ральф совершенно оглох, и поэтому на охоте мне приходилось объясняться с ним жестами, которые он прекрасно понимал. Но удивительное чутье сохранилось у него до конца жизни. Став стариком, сильно ослабев, потеряв резвость движений, он и на тринадцатом году, почти накануне смерти, безошибочно своей стойкой указал нам с приятелем на двух бекасов, затаившихся среди болотных кочек в тридцати шагах.

Гончая собака была у меня только одна — Баян. Это был громаднейший пес, изумительной силы, обладавшим протодьяконовским громоподобным басом, неиссякаемым добродушием и невозмутимостью.

Дома Баян позволял кошке проделывать с собой все, что угодно, и она, пользуясь его добротой, так наглела, что зимой в большие морозы, когда в комнатах было холодно, ложилась прямо на него и согревалась его теплом. Соседские щенки могли безнаказанно теребить Баяна за хвост и за его гигантские лапы, и только когда их наглость переходила всякие границы, он вставал и, разбросав их в разные стороны, не спеша уходил домой в коридор на свое место. Ребятишки садились на него верхом и надоедали ему не меньше, чем щенки. Только однажды он совершенно вышел из себя, когда забежавшая к нам во двор чужая собака бросилась на его друга — кошку. Баян необычайно быстро прыгнул с крыльца, где лежал, и не успели мы отогнать собаку, как он в два приема задушил ее.

На охоте Баян спокойно, методически шел коротким галопом по следу зайца или лисицы, и его громкий бас будил лесную тишину. Гонять зверя он мог целый день и нисколько не утомлялся, а зверь не уходил от него далеко, и поэтому всегда попадал под верный выстрел.

Некоторые охотники утверждали, что в присурских лесах появилась белая лисица. Я не очень-то доверял этим россказням. Но когда мне о лисице-альбиносе рассказал один очень серьезный охотник, видевший ее сам, мое сомнение рассеялось. Я знал, что в природе это явление наблюдается не так уж редко. И белого воробья, и белокрылого вальдшнепа мне приходилось видеть, но лисицы-альбиноса — никогда. Заинтересовавшись возможностью добыть такой редчайший экземпляр, мы с приятелем Виктором Сосниным, взяв Баяна, решили попытать счастья, и в один прекрасный день поздней осенью, когда первые морозы уже начали сковывать реки льдом, а снег покрыл поля и леса, отправились в сурскую пойму.

Вскоре Баян поднял лисицу. На первых кругах ее не удалось взять, да кстати сказать, это была не белая, а обыкновенная красная лисица. Она начала удаляться, и бас Баяна звучал все тише, а потом неожиданно оборвался. Прошло около часа. Баян все не подавал голоса и не возвращался. По-видимому, что-то случилось. Баян никогда так долго не отсутствовал и не молчал.

Мы с Виктором решили идти по следу. Громадные четкие следы Баяна шли сначала вдоль берега Суры, а потом, вслед за лисьими, спустились на реку. Мы прошли по льду метров пятьсот и наткнулись на едва заметную полынью, затянутую битым льдом. Здесь след Баяна обрывался. Лисий же след был четко виден за полыньей. Ясно, что Баян попал в полынью и, подхваченный сильным течением Суры, унесен под лед, где и утонул. Побродив безрезультатно вокруг полыньи около часа и убедившись окончательно в гибели Баяна, мы печально побрели домой.