Владимир Чивилихин - Над уровнем моря

- Ну да, по нарядам.

- Спецовка есть?

- Резиновые сапоги, комбинезоны, спальные мешки, - перечислял я, с грустью думая: "Если все они такие, что делать буду?" - Рукавицы, накомарники...

- В накомарниках работать, - перебил он меня, - как все равно... Ладно, к обеду соберу.

Через несколько часов он действительно принес десяток потрепанных паспортов.

- Мы на дворе...

Я полистал документы. Некоторые из них можно было хоть в музей. "Этого не возьму", - твердо решил я, рассматривая странички паспорта, до черноты заляпанные печатями. Судимость, брак заключен, расторгнут, Колпашево, Канск, Астраханская область, Междуреченск, Тува... С неясной, потертой фотокарточки смотрели угрюмые глаза, и эти морщины у губ я будто бы где-то видел. Жамин Александр Иванович, 1938 года рождения. Нет, не знаю...

- Жамина не возьму, - сказал я с крыльца. - Кто Жамин?

- А я Жамин и есть, - встал утренний гость. - Почему не возьмешь?

- У вас же тут сплошные печати, некуда нашу поставить.

- Меж печатей и поставишь.

- Без Жамы не согласны, - подал голос один из шабашников и тоже поднялся. - Пошли, робя! Только к тебе, начальник, люди в Бийске не наймутся, если ты нас не взял...

Взял. Лесную работу они знали, а водки в партии не было. Жамин с двумя приятелями попал как раз к Легостаеву. Все они больше месяца спали и ели у одного костра, и на мой вопрос относительно их надежности Витек неохотно, отвлекаясь от каких-то своих мыслей, ответил:

- А что именно, товарищ Симагин, вас интересует? Нормальные люди...

Второй сезон я предлагаю ему перейти на "ты". Неужели десятилетняя разница в возрасте так разобщает людей? Нет,

скорее всего тут особая интеллигентская пижонинка. Из-за нее же он и бреется каждый день, хотя все мы на полевых отпускаем бороды и довольны возни меньше, да и комар не так кусает.

Опять он отстает? Понятно, горы смотрит. В долину нас кинули вертолетом, летели мы над рекой, и горы оставались где-то вверху. Сейчас, вблизи, их интересно посмотреть. А воздух-то здесь какой! Сухой, невесомый, будто его нет совсем. Оп был тут сам себе хозяин - тек неслышно, свободно омывая пологие хребты. И не надышаться им досыта.

А наша сырая, темная долина совсем не продувалась. Будто нарочно сгоняло в нее тучи; а когда приостанавливались дожди, то ночные туманы насквозь пропитывали все. Случалось, выпадали ясные дни и ночи, но росы на безветрии держались крепко - почти весь день потом скатывалось по плечам. Вода сочилась но склонам долины, во мхах и лесной подстилке стояло невидимое озеро, и вечно хлюпало под сапогами. Да и сам воздух там будто наполовину состоял из воды.

Но почему здесь так сухо? От близости солнца, теплого ветра или оттого, что редок воздух? Да, влага быстро испаряется тут, и все живое бьется за нее. Главная боевая сила, конечно, эти вот густые заросли березки. Листочки у нее мелкие, жесткие, кожистые, чтоб испарять меньше. И ветров она не боится - черенки упруги, как стальные пружины, ветвятся густо. А полог будто подстрижен. Наверно, это для того, чтобы ветер скользил над зарослями и не выпивал зазря скудный водный паек. Кое-где березки заплели тропу на уровне пояса, и приходилось с усилиями продираться сквозь них.

- Дайте ваш ножик, Саша, - догнал нас Легостаев.

- Зачем? - Жамин достал из кармана финку. Виктор на ходу стругнул и показал нам тонкий черенок. Годовые кольца не различались на белом как мел срезе.

- Знаете, сколько этой березке лет?

- А зачем? - спросил Жамин.

- Сто, - Виктор сунул палочку в карман пиджака. - Сто лет...

- Свистишь! - Жамин забрал нож. - Зачем она тебе?

- Просто положу на стол и буду на нее иногда смотреть.

- Ну и что? - Жамин поглядел на нас с презрительным снисхождением.

- И думать, что этой палочке сто лет.

- Чудики вы все! - махнул рукой Жамин. Виктор засмеялся, я тоже. Пошли дальше. Березка кончилась, и запахло травами. Я пустил Жамина вперед по прямой, битой тропе, а сам пошел рядом с Виктором, чтоб вместе посмотреть луга. Не знаю, чем уж занимали эти цветы Легостаева, просто мы оба, наверно, стосковались в нашей тенистой долине по воздуху, простору и краскам.

Вот купальница, сибирский огонек, его полно не только па Алтае; крупные, под цвет жаркого костра бутончики потеряли весеннюю упругость и начали уже осыпаться. А вот желтый альпийский мак, не такой, как культурный, попроще, но тоже хорош! А это - куропаточья трава? Рубчатые листочки идут прямо от корня и обрамляют светло-желтые чашечки. А тут какие-то свежие, как утренняя заря, цветки с золотым солнышком внутри. Нет, деревья мне больше знакомы! И эту скромную красавицу с пятью узкими ярко-оранжевыми лепестками тоже не знаю. Сорвать?