Александр Цыганов - Вологодский конвой

До обеда мне следовало срочно "подбить бабки": проверить и перепроверить, пока люди на работе, отряд, обойдя с завхозом все секции и каптерки, а также просмотреть тумбочки и шкафчики в поисках запрещенных предметов и всякого рода колюще-режущих заточек и ножей. Хотя обыск совместно с конвойной ротой и был не далее как день назад и, казалось, все было чуть ли не языком вылизано, но береженого и Бог бережет. А небереженого - как раз тюрьма стережет.

Наши же воспитанники проведут за милую душу и самого черта с рогами. Как-то в прошлые, справляемые по привычке Октябрьские завел контролер по жилзоне молчаливого человека с тупым носом и совершенно квадратными глазами, встретив какового в темном месте не только, сам того не желая, поприветствуешь задушевно, но и собственное пальто в шапке передашь из рук в руки - хотя бы потому, что жизнь в такие минуты дорога как память.

Этот молчальник имел на зоне кличку Нарком, был самым натуральным наркоманом и даже порой умудрялся "словить кайф". Нарком в дежурке был немедленно обследован на алкоголь - но, к великому разочарованию дежурного наряда, опьянение не подтвердилось. Проверялись подозреваемые довольно просто: стакан, грязный до отвращения, наполнялся из не менее "чистого" графина, после чего испытуемый выпивал воду и через пару минут по команде, надуваясь до посинения, дышал в этот же стакан, который следом передавался по кругу присутствующим спецам из наряда, а те старательно внюхивались, пытаясь уловить запах ненавистного алкоголя.

В то время, когда обследовался Нарком, кто-то из сотрудников, вспомнив о правилах внутреннего распорядка, приказал осужденному прекратить безобразие и снять головной убор в присутствии администрации. Вот тут-то все и выяснилось: выбрив себе середину головы, он уместил здесь сложенный вчетверо носовой платок, пропитанный ацетоном, и "ловил кайф". После разоблачения Нарком уже на полных правах был помещен в ШИЗО - штрафной изолятор, где, как правило, содержатся лучшие из худших вверенного спецконтингента. Надежно и строго.

До обеда мое время пролетело как тот легкий невесомый снежок, что с утра покружился слегка да и исчез незаметно, очистив до стылой, неподвижной голубизны полтора гектара неба над зоной.

С завхозом Сугробовым мы трудились до седьмого пота: дотошно осмотрели тумбочки и шкафчики в каптерках, складывая все запрещенное в черный мешок, а затем облазали чердак, являвшийся удобным хранилищем для браги, после чего, отодрав цоколь, искали тайники вокруг самого отряда; и пока завхозом снова прибивались доски на место, я дополнительно заглянул в культкомнату: низкий потолок, пять десятков лавок, стенды на стенах, обшитых мореными досками. Но главной достопримечательностью здесь был, конечно, телевизор, хранившийся в ящике под замком, который, впрочем, самовольно снимали, а в случае опасности вновь приводили.

Замполитом Мирзоевым была утверждена стенгазета: ставший уже символическим кот в фетровой шляпе и с кокетливо закрученным хвостом, в огромных сапогах с ботфортами, щедро раскинув лапы, разбрасывал прямо к новогодней елке поздравления, вписанные в снежинки, искрящиеся от растолченного на клею стекла, рассыпанного по всему ватману. Броско и красочно.

По такому же образу и подобию стенгазеты готовились и в других отрядах, практически ничем не отличаясь друг от друга. Делались как по заказу- да по-другому и не требовалось.

Нахмурив сросшиеся брови, замполит Мирзоев, прежде чем поставить подпись, внимательно изучил мое новшество: поздравляя от себя осужденных отряда, я пожелал им от всего сердца скорейшего возвращения домой и встречи с родными и близкими.

Вокруг барака, расчищенный, блестел пушистый, свежий снег, в самом фойе, вырезанные из бумаги всевозможными конфигурациями, развешаны разноцветные звезды, а на тумбочках в некоторых секциях как-то по-домашнему уютно стояли миниатюрные елочки, и я сделал вид, что не замечаю этого мелкого нарушения.

Словом, во всем виделось праздничное настроение; и даже белые полушубки часовых на вышках как бы подчеркивали особенность этого ясного морозного дня, а встречавшиеся на пути к выходу из жилзоны осужденные громче обычного и приветливее кричали: "Здравствуйте, гражданин начальник!" И с улыбкой: "С Новым годом!" А некоторые даже вежливо приснимали свои черные цигейковые шапки. И мне тоже было радостно и приятно им отвечать; и лишь только войдя в свою комнату, я как-то разом почувствовал усталость, с особой остротой ощущая теперь привычный, но все же постоянно доводящий чуть ли не до обморока тошнотворный запах портянок и устоявшийся едкий дух человеческих тел той территории, где через считанные часы мне надлежало неустанно быть начеку. Всю ночь.