Олег Дарк - Литературная жизнь

Она к ним привыкла. Почему им всегда везет? Она небольшого роста, плотненькая, с широкими плечами. У нее вздернутый носик и большие ясные глаза. Когда в буфете к ее губам пристало яичко, я его сняла. Она сказала спасибо и засмеялась. Она оглянулась, не видят ли. Ощущение у меня долго оставалось в пальце. Я не могла поверить, что ее касалась. Она очень серьезная в этом отношении. Она всегда верна своему парню. Она с ним носится, как эта. Она думает, что выйдет за него замуж. Просто даже нельзя было раньше представить. Она была очень развратная. Она ловила меня, чтобы рассказать об очередном мужике. Как ее кто-то опять раздевал, что она при этом думала. Она все специально для меня запоминала. И какой у него был член. Он всегда был длиннее, чем у предыдущего. У нее был коллекционный подход. И какогo цвета его белье.

Она с ним не расстается, все время за ним ходит. Она бы хотела прятать его под подушку, идя в туалет. Он меня очень раздражает. И имя - Андрей. Сам высокий, сутулый, с длинными горбатыми носом и руками, которыми обнимает ее за плечи. Говорят, по носу можно о величине члена. Но Танька на этот раз ничего не сказала. Она очень злится, если я спрашиваю. А я нарочно. Я думаю, короткий, и поэтому она молчит. Я ей как-то попробовала внушить, что он ей изменяет. Не следит же она за ним. Ночует он дома. У него - мама. Или будет. Потому что так все мужчины. Она меня чуть не избила и прямо заплакать. Я думала, она ему сначала изменит, а потом со мной что-нибудь. Да хоть бы и нет, все равно я его не люблю. Она его везде за собой таскает. Даже к нам, когда мы все соберемся. Хотя все были без мужей и вообще. Я ведь тоже могла бы прийти не одна. Очень он нам был нужен. Она ему велела, чтобы он - смотри молчи. Он сидел, как немой. Мы под конец про него совсем забыли. Мне потом сказали, они у кого-то брали ключи. Я очень мучилась, не могла ночью заснуть. Только засыпаю, вдруг представляю, как он ей расстегивает кофточку на спине. А она его немного стесняется.

Никогда не прощу, как я вспугнула - лет 16, с губами. Мы ехали в автобусе. Она сидела напротив. Я была в нее влюблена. Наши колени почти касались. Сначала она читала. Я смотрела на нее и смотрела. Вдруг она подняла глаза и тоже на меня. Я даже не дрогнула. Она вскоре выбежала. Я очень себя потом ругала. Надо было потихоньку. У меня ведь совсем почти, да нет - нет вообще, никакого опыта в этом плане. Ведь нельзя же считать. Потому что Ленку я никогда не любила. Просто она была очень несчастная. Она всегда одевалась в рыжую вязаную жилетку и такую юбку, которые никто не носит. Ей мать только на обед дает, как маленькой. Она не получает стипендии. А пишет очень тонкие, тоненькие-токенькие, стишки. Мне очень нравился ее голос, сухой и выщербленный. Я ее заставляла встать на стул и их читать. Я ложилась на пол, закрывала глаза и представляла, какое у нее красивое лицо. Она на самом деле очень некрасивая, съеженная, какая-то бесцветная, с белыми прямыми волосами, которые все время откидывает от щеки. На нее никто никогда не обращал. Она была влюблена в очень высокого, сильного. Он за нас в баскетбол выступает. Ему все так ставят, как спортсмену. На него все вешаются, я видела. На улице, как он знакомится, очень просто. Он нас всех даже презирал. А она плакала и мне жаловалась. Она ко мне специально приезжала. Я не была против, чтобы послушать, как она читает. Тогда я ее научила. Не только потому, что жалко. Мне было самой интересно. Но я даже не ожидала. Потому что если ты это умеешь, то тебе уже никто не нужен, и он. Я ей говорила. Она сначала боялась. Она думала, у нее от этого что-то разовьется. У нее родители очень строгие. И ты вообще можешь кого угодно себе представлять, хоть его, как будто ты с ним. А может быть, кого-то себе найдешь еще лучше. Она сначала смотрела на меня, как на сумасшедшую.

Я вам расскажу про маленькую, с черными-черными, мелкими, как изюм, они сияли. Она была не одна. Она вся просто светилась. Она все время смеялась и оглядывалась. Я делала вид, что смотрю мимо. Ее мочки горели, как фонарики, в них дрожащие сережки. Она трясет волосами. Ее изогнутая сзади голубоватая шейка видна. Лицо медленно алеет, когда она засмеется. У нее должна быть розовая-розовая, нежная кровь. Я хотела быть врачем, чтобы брать у нее из пальца. Теплый столбик поднимается к моим губам, во рту остается его мятный вкус. Я боялась почистить зубы. Она хватала подругу за плечо. Она тянулась к ее уху, шептала, загоревшись, засмеявшись вся. И вдруг боднет. Та отступит и опять вернется, берется за поручень. Она смотрела на маленькую сверху, не только потому что выше. У нее строгое, с правильными крупными чертами, с желтоватой переносицей, немного бледное. Она не смеялась, а в ответ тихо улыбалась. Маленькая ее иногда украдкой целовала, схватив за плечо. Та оглядывалась и потом говорила что-то вполголоса "ну что ты прямо". И вдруг маленькая ее куснула за ухо. Та ахнула и стукнула ее пальцами по губам, сволочь. Они обе засмеялись. Они были совершенно счастливы. И ничего больше не надо. Они перешли к дверям. Я тоже встала и встала за ними. Они пахли духами. Которая старше, подхватила ее за талию. Она на мгновение прижалась. Они были как две сестрички. Я пошла за ними. Мы шли все время против течения. Нас все толкали, на нас оглядывались. Я боялась их потерять. По станции, в переход, где написано "нет входа", опять по станции, уже другой, и переходе "нет входа", когда мы вышли на Свердлова. И было бы последовательно, если б мы наконец свернули на лесенку вниз, которая обязательно в конце зала. Мы остановились перед решетчатой закрытой дверью. Они впереди, я сзади, тоже к ним спустившись. Они на меня оглянулись, я повернулась. Мы пошли в обратном порядке. Тут они сели в поезд, а я с ними не поехала.

Читать дальше