Александр Зиновьев - Катастройка, Повесть о перестройке в Партграде

Посланца решили считать жертвой "недобитых сталинистов". Корытов посоветовал увековечить память о нем, назвав его именем колхоз и установив там памятник ему. Вспомнили также о Перестройщике. Обсудили, не стоит ли и из него сделать жертву консерваторов. Корытов посоветовал подождать. Маоцзедунька намекнула, что ждать опасно, так как из Перестройщика могут сделать жертву реформаторов, а не консерваторов. Корытов сказал, что именно поэтому надо подождать. Маоцзедунька мигом протрезвела и замерла с широко разинутой пастью.

Наконец добрались до приватизации. На первых порах комиссия пришла в замешательство: частные предприятия возникали и исчезали в течение считанных дней, и выбрать какое-то из них с надеждой на стабильность было просто невозможно. В большинстве случаев частники исчезали за тюремной решеткой. Лишь немногие избегали такой участи, а именно те, кто заблаговременно сворачивал дело и с чемоданом денег удирал из города. Процветал лишь туалетный концерн. Его и решили превратить в образцово-показательное частное предприятие.

В туалете членов комиссии встретили, как говорится, по высшему разряду. Дали посидеть на современных западных унитазах, причем бесплатно. Посадочная поверхность унитазов была сделана из синтетического материала, принимавшего форму зада. Корытов сказал, проведя целых полчаса в кабинке для особо почетных посетителей, что ему еще никогда в жизни не доводилось испытывать такое удовольствие от сидения. Не только система испражнения, но и мозг работали с поразительной ясностью. По выходе из кабинок всем членам комиссии выдали в подарок по куску немецкого мыла и по рулону ароматизированной туалетной бумаги. Потом администратор туалета, одетый в черный фрак, предложил гостям познакомиться с новинками зарубежного интимного туалета. Гости по одному уходили с администратором вглубь помещения через дверь, замаскированную под зеркало. Через некоторое время они появлялись обратно, Их глаза блудливо бегали по сторонам. Мужчины виновато застегивали брюки, а женщины поправляли юбки и кофточки. - Если нас все так работать будут, сказал Корытов, - то мы через несколько лет не только догоним Запад в экономическом отношении, но и перегоним.- Но лучше не перегонять, - сказал представитель КГБ, - Почему? - А тогда наша голая задница всем видна будет.

По выходе из туалета произошел забавный казус. Группа пожилых людей, принявшая членов комиссии за американцев, вручила им письмо Президенту Рейгану. В письме они просили Президента помочь им отремонтировать канализацию и вставить стекла в подъезде, выбитые пьяными хулиганами.

После туалета комиссия направилась на колхозный рынок. Дорогой заспорили о том, почему рынок называется колхозным, хотя торгуют на нем в основном частники. Решили переименовать рынок в кооперативный и присвоить ему имя Бухарина.

Вид рынка напомнил членам комиссии толкучку самых мрачных лет советской истории. Бродили грязные, обросшие щетиной личности, высматривая, где и что можно стянуть. Валялись пьяные. Похожие на сказочных ведьм старухи торговались с забулдыгами, менявшими тряпье на самогон. На прилавках лежали тощие пучки укропа и петрушки, скрюченные морковки, синеющие картофелины, куски фиолетового мяса, издающие зловоние кости. За прилавками на мешках восседали краснорожие не то бабы, не то мужики. От них за версту несло самогоном. - Да, это не "Чрево Парижа", - сказал Корытов, брезгливо зажимая нос. - Но все же хоть какое-то оживление экономики отрицать нельзя.

Поинтересовались ценами. Корытов аж присвистнул, узнав, сколько стоил жуткого вида кусок мяса, которое не тала бы есть его собака. - Ого, сказал он. - Раньше за такие деньги целого быка купить можно было. - Так то когда было, - проворчала "колхозница". При царе. При культе личности. В застойный период. А теперича, милок, перестройка. Скажи спасибо, хоть еще есть. Члены комиссии несколько оживились около ларька, в котором продавался русский квас. От ларька исходил чад, какой раньше можно было унюхать у пивных ларьков. К ларьку стояла длинная очередь. Испив квасу, граждане крякали, вытирали рот рукавом. Глаза у них округлялись и вылезали на лоб. Покачиваясь и рыгая, они уходили на пустырь, где уже валялись их предшественники. Одни из них тут же падали сами. Более стойкие вновь становились в очередь, так как квас отпускался, согласно объявлению, лишь "по одной кружке на рыло".