Михаил Арцыбашев - Куприян

— Конокрад проклятый!..

— Что ж вы, братцы! — жалобно воскликнул Егор.

Мужики угрюмо молчали.

— Пойдем, Купря, — издевался Васька, — больше от них ничего не будет… одному нос расквасил и довольно — все удовлетворились. Пойдем!

Куприян усмехнулся.

— Пойдем, — согласился он, не спуская глаз с Егора.

Они пошли.

— Вот ужо будет вам, разбойники! — крикнул им вслед Битюгов.

— А вам уж и было! — смеялся Васька.

Егор Шибаев погрозил им кулаком.

— Нос-то утри, солдат! — крикнул ему Васька.

Они опять вернулись к Гунявому.

— Наделали делов! — сказал Васька, встряхивая волосами.

Гунявый хмуро их выслушал, заложив руки за поясок.

— Так, — сказал он, — вишь, что грех с человеком делает!.. Эх!.. Были люди, а теперь на…

Куприян смутился.

— Что уж тут…

Гунявый молчал.

— Вот что, теперь у меня вам оставаться нельзя.

— То-то и есть, — сокрушенно вздохнул Васька.

— Щей похлебайте, да и айда в лес! А то к вечеру вся облава сюда нагрянет. Нажили беду…

— И черт его дернул связаться! — укоризненно проговорил Васька. Они вошли в избу.

— Анютка тут толчется, с девчонкой моей, — сообщил Куприяну Гунявый.

Девочка в красном платке была в избе. Увидев Куприяна, она подбежала к нему.

— Дяденька Куприян, а и что я тебе скажу… — звонко заговорила она.

— А что? — обрадовался Куприян и покраснел.

Девочка поднялась на цыпочки и громко сказала ему на ухо:

— Тетенька Матрена велела прийтить, беспременно велела прийтить.

— Когда? — неровным голосом спросил Куприян.

— Завтра по вечеру… на огород… Беспременно велела прийтить.

— Ладно, приду…

Беспременно, — повторила девчонка, — а теперь я пойду… Иди.

— Пойду, — и Анютка заскакала из избы на одной ножке, а за ней с криком погналась вся детвора Гунявого.

Гунявый достал из печки миску щей и ложки.

— Ешьте да идите с Богом, — сказал он.

Когда Куприян и Васька вышли, уже смеркалось.

Облава еще не воротилась, и на улице было пустынно и темно.

На повороте в соседний проулок Куприян и Васька налетели на какое-то большое и мягкое тело, лежавшее поперек дороги. Васька едва не упал и схватился за забор.

— А, черт! — выругался он.

Потом, приглядевшись при слабом свете сумерек, ухмыльнулся и сказал:

— Ишь, надрызгался!

Куприян остановился.

— Кто?

— Фома, — весело скаля зубы, объявил Васька и зачем-то принялся тормошить пьяного.

— Брось, — сказал Куприян.

Пьяный захрипел и забормотал.

— Мы с ним кумовья, — весело пояснил Васька и, схватив пьяного за плечо, крикнул: — Кум, черт, вставай! Шапку потерял!..

Пьяный заворочался.

— Вре… — пробормотал он.

— Смешной мужик, — замотал головой Васька. — Пра, потерял… вставай!

Пьяный помолчал, соображая.

— И то… встану, — прохрипел он.

Фома поднялся на руки, потом встал на колени, покачнулся и с размаху сел опять. Васька залился радостным смехом. Фома посмотрел на него тупо и глупо, потом улыбнулся и весело прохрипел:

— Баба померла!

— Чего? — спросил Васька с недоумением.

Фома, придерживаясь за забор, поднялся на ноги, в портках и оборванной ситцевой рубахе, громадный, всклокоченный и босой, и, покачиваясь во все стороны, повторил:

— Баба померла.

— Твоя, что ль? — спросил Куприян.

Фома засмеялся.

— Не чужая… Двадцать годов жили… Померла.

Все трое замолчали. Васька поглядел на бледное небо, нерешительно улыбнулся и посмотрел на Куприяна.

— Чего померла? — спросил Куприян.

Фома покачнулся, икнул и махнул рукой.

— Смерть пришла… нутро сожгло!..

— Так. А ты чего ж надрызгался?

Фома вдруг всхлипнул и покачнулся так сильно, что ухватился за Куприяна.

— Я, братяга… пьян… это ты… того… пьян! Потому как померла… один я, брат, таперича!

Фома тряхнул головой с неестественно ухарским видом.

— Померла… ну, я и выпил… ты пойми… один, как палец, ну и…

Фома жалостно улыбнулся, ласково глядя Куприяну в глаза, и сказал:

— Чижало!

Куприян подумал.

— Дохтура отчего не позвал?

Фома тяжело махнул рукой.

— Я звал, фершал был… Да разве супротив Бога!.. Купря, друг, поднеси, — неожиданно присовокупил он.

— И так хорош! — отозвался Васька.

— Будет, — строго сказал Куприян и добавил: — Когда померла?

— Вчерась.

— Похоронил?

— Н-е, поп не велел…

— Почему?

Фома сделал усилие, чтобы сообразить.

— А того… Я ему говорю: померла… А он, батька то есть, мне: подожди!