Михаил Арцыбашев - Рассказ об одной пощечине

Я глаз от нее оторвать не мог. Под водой, колыхавшейся вокруг, я угадывал ее тело, и мне было почти больно от воспаленного воображения.

Лидия Михайловна поплыла обратно и скрылась в купальне. Плеск воды затих. Она вышла. Не могу вам передать, что я переживал в те минуты: я знал, что она хочет, чтобы я пришел, я говорил себе, что такой момент, может быть, никогда не повторится, что надо пользоваться случаем, а в то же время уверял себя, что просто у меня грязное воображение и все это мне показалось… Тут она меня позвала.

Я не узнал ее голоса, до того странным он мне показался, и ответил тоже каким-то чужим, не своим голосом.

«Что это вас совсем не слышно? Вы здесь?.. Я боюсь!» — крикнула она.

Тогда я встал и пошел… Она вскрикнула, когда увидела меня в купальне, и замахала руками.

«Нельзя, нельзя, я еще не одета!»

Но я уже не мог уйти и, кажется, только глупо улыбался, шаг за шагом приближаясь к ней. Лидия Михайловна была уже в капоте, но я сразу увидел, что капот наброшен на голое тело кое-как, нарочно, а рубашка ее лежит на скамье. Я подошел к ней совершенно молча. Она так же молча оттолкнула меня, не спуская с меня темных, непонятных глаз, и выражение у нее было злое, животное.

А когда все кончилось, сел на скамейку и закурил. Говорить я не мог, а она быстро одевалась при мне, и я испытывал жгучее наслаждение, смешанное с отвращением оттого, что уже имел право сидеть и смотреть, как она одевается.

Всю дорогу мы молчали, только когда высаживались из лодки, Лидия Михайловна сказала:

«Ну что мы с вами наделали!..»

Я совершенно глупо ответил: ничего!.. а она погрозила мне пальцем, кокетливо головой и пошла к дому.

На террасе горела лампа и пили чай профессор с Ниночкой.

Я не мог представить себе, как я посмотрю им в глаза, но Лидия Михайловна выручила меня, быстро пройдя вперед и сказав совершенно беззаботным тоном:

«А вот и мы!»

«Нагулялись?» — ласково спросил профессор.

Она стала рассказывать, где мы были, а я смотрел на нее, и мне было страшно: как может она говорить так легко и весело, улыбаться мужу и дочери, когда только что отдавалась мне?.. Знаете, много раз мне и потом приходилось обманывать мужей с их женами, и каждый раз меня поражала та легкость, та виртуозность, с какой лгали женщины… Лгали они не только словами, а голосом, движениями, смехом, каждой черточкой своего тела… И как лгали!.. С наслаждением!..

Ну, после этого связь наша продолжалась долго. Это была связь безобразная, без всякого чувства, просто потому, что мне была нужна женщина, а ей нравились моя молодость и свежесть. Однако, по молодости лет, по неиспорченности, я тяготился этим и старался думать, что мы все-таки любим друг друга. Однажды я даже сказал ей, что меня не удовлетворяют такие отношения, и при этом грубо выразился, что ей «только этого и нужно!».

Лидия Михайловна посмотрела на меня с самым искренним презрением, а затем дня три мучила меня, отказывая в ласках и ехидно повторяя, когда я приставал к ней:

«Зачем? Ведь вам этого не нужно! Это грязь!»

И доводила меня до того, что я готов был отказаться от всех своих убеждений, лишь бы она отдалась мне. И она уступила, но с таким видом, точно сделала мне величайшее снисхождение.

Странно, я чувствовал к ней непобедимое влечение и в то же время презирал ее от души. Каждый раз, когда она уходила от меня, я испытывал положительное отвращение и давал себе слово прекратить эту связь, но и сам прекрасно чувствовал, что ничего из этого не выйдет, что завтра я опять буду добиваться того же…

Мучили меня и отношения к Ниночке и профессору. Когда я подходил к Ниночке, мне казалось, что я замараю ее какой-то гадостью, а когда профессор по-прежнему ласково и внимательно вступал со мной в разговор, я заикался, бледнел, краснел и вел себя, должно быть, непозволительно глупо, так что он даже смотрел на меня с недоумением. Я не мог глядеть ему в глаза, презирал себя, а потому скоро начал чувствовать к нему ненависть. Иногда мне даже было лестно думать, что я его обманываю… Ты, мол, великий человек, знаменитый ученый, а я — ничтожество, заурядный студентишко, а вот твоя жена принадлежит мне. Мне стало приятно унижать его в своих глазах, точно этим я мстил ему за собственную подлость. А он ничего не замечал, был ласков со мною и по-прежнему обожал свою Лидию Михайловну.

Ух, подлая баба!.. Сначала она немного боялась, но потом обнаглела так, что лезла ко мне чуть ли не на глазах у мужа. Должно быть, ей даже нравилось рисковать.