Асар Эппель: Чреватая идея

- Вот-вот. А все-таки здорово написано: "Строен твой стан, как церковные свечи..." Скажи нет?

- А "потягиваясь задремлю, сказав тубо собакам набежавшей страсти"?

- Он про это дело, что хотел мог ляпнуть...

- Зато преподавал, а?! И самого Киселева видел! Правда, одно дело школа, а другое - ребенок...

- Но уж геометрию все знали...

- Классная наука, скажи нет?!

- Помнишь, мы к нему приходим, а он жгет в печке какую-то гадость. Чтоб не пропадало. Печка еще гудела. А он смеется: "Она всегда от дерьма гудит!"

- В детском доме, по-моему, лучше, чем вот так!

- "Не знаю, где приют своей гордыне..."

- А когда с вечными двигателями пришли... - начал было один и намертво замолк. Верней, замолкли оба...

"...Жилистая громадина стонет и корчится..."

Лобачевский был не прав - параллельные педагога Н. и рыженького мальчика не пересеклись. Прав был Евклид. Но Киселева все-таки припутывать не стоит, хотя в нашей жизни все в лучшем случае шло по нему. А вообще-то шло как шло. Примерно так.

Зимой что-то внутри колонки смерзалось, и ручка ее после наполнения ведра, так и не взъехав, пристывала. Вода поэтому начинала бежать целыми днями, и намерзал бугор. Колонка зарастала льдом, а потом ломалась вовсе и больше не текла. За водой после этого ходили на другую улицу - какая-нибудь из колонок за зиму не ломалась...

Летом же под струю ставили рассохшиеся кадушки и подолгу лили в них воду, чтобы разбухли и сомкнулись клепки. Хозяин стоял и нажимал, а если кто подходил, он уступал место, и человек наполнял свои ведерки.

Про очередь у колонки, когда поливают огороды, поговорим в другой раз; про то, как мокрые пальцы, обжегшись в стужу на ручке, пристывают к железу, тоже не тут; про мытье прохладной влагой запыленных в июле ног как-нибудь еще. А вот про то, как дрались Ахмет в распахнутой лисьей шубе и Буян в драной майке (происходило это в жаркий летний день), причем Ахмет бил Буяна пустым ведром, а Буян был страшен, и затеивалось кровопролитие, рассказать охота всегда, однако воспоминание это давно прикончено в некоем, вполне доступном читателям повествовании.