Константин Федин - Бакунин в Дрездене

Б а к у н и н. Демократы будут разбиты. Я ни минуты не верил в их победу. Они бессильны против всякого врага, потому что думают, что победить легко. Они - дети.

В а г н е р. Давно ли ты был с ними?

Б а к у н и н. Они подняли меч над головой моих противников. Я должен быть в их рядах. Но они смешны, как оловянные солдатики.

Г е й м б е р г е р. У оловянных солдатиков сердца полны крови! Они проливают ее. Зачем? За что? По капризу тех, кто заставляет их служить делу, в которое не верят сами!

Б а к у н и н. Молчи, скрипач, у тебя дрожат руки.

Г е й м б е р г е р. Почему умирают одни оловянные солдатики? Я хочу тоже, хочу! Чем я хуже их? Если убивают их, почему не убивают меня? Я такой же, как все они! (Хочет вырваться из об'ятий Бакунина, вздрагивает от неожиданно-громкого выстрела и вскрикивает исступленно). Пусти! Я не хочу сидеть тут! Пусти! Это - насилие!

Б а к у н и н (давая пинка Геймбергеру). Сидел бы дома, музыкант!

В а г н е р. Ты сказал, что восстанье разбито?

Б а к у н и н. Оно будет разбито.

В а г н е р (кладет свои руки на плечи Бакунина, смотрит долго в его глаза, потом тихо говорит). На что ты надеешься, скажи? Я чувствую твое дыхание - оно ровно и сильно, как всегда. Ужас не охватывает тебя при мысли о крушении свободы, за которую ты бился. Она не дорога тебе, как дорога народу?

Б а к у н и н. Если народ увидит ее попранной, она станет ему еще дороже.

В а г н е р (испуганно). Михаил. Ты... ты губишь ее нарочно?

Б а к у н и н (встрепенувшись, глядит на Вагнера пристально и пытливо). Я утверждаю ее.

В а г н е р. Через попрание?

Б а к у н и н. Оставь бредни, философ...

Г е й м б е р г е р. Это наверное так, я знаю! Помнишь, ты говорил, что красоту не замечают только потому, что она не разрушена. А стоит превратить ее в руины, как все догадаются, что было красиво. Так и со свободой. Я знаю, ты не пускаешь меня туда, потому что обрек восстанье на смерть!

Б а к у н и н. У вас обоих сумбур в головах. Это пройдет, это от страха... Ха-ха!

В а г н е р. Я вижу в твоих глазах огонь надежды. На что, Михаил, скажи?

Б а к у н и н. О, конечно не на мещанскую революцию газетчиков и пасторов, мечтающих о карьере в парламенте! Ах, бедные, милые друзья мои! Вы хотите знать, что руководит мной, когда я подставляю свой лоб под пули, не веря в ваш парламент, не уважая, ненавидя его! Как я его ненавижу! Как ненавижу филистеров, посадивших во временное правительство трусов из демократов и предателей из монархистов!.. И все-таки я иду с ними, с трусами и предателями. Да, иду! В них верит народ, как в защитников своей свободы. И разве мы, друзья, в праве отказать народу в поддержке? Там, где идет бой с угнетеньем, там наше место. Да, во мне никогда не угасал огонь надежды, а теперь он жжет мне сердце своим пламенем. Друзья, одних филистеров может страшить пораженье. Я слышу глухие шаги поднявшегося народа по лесам, горам и селам. Я вижу, как он идет отовсюду, чтобы огнем, дрекольем, косами завоевать себе волю, за которую будто бы дрались мещане. Он завоюет себе свою волю, и она будет горем для тех, кто сейчас больше всего плачет о свободе, будет настоящей, совершенной, народной волей. Я жду действительной, всенародной революции. Она уже идет. Вот почему я готов и буду драться в этом городе до последнего издыханья. Вот почему я спокоен, друзья. (Подымается, протягивает руки Вагнеру и Геймбергеру и те дружно хватают их, пожимая.)

В а г н е р. Революция всенародная... Откуда ждешь ты ее, Михаил?

Б а к у н и н. Оттуда, где любовь единоборствует в силе с ненавистью. Из Богемии.

(Вбегает студент-чех.)

29.

Вагнер, Бакунин, Геймбергер, студент-чех.

С т у д е н т. Наш отряд... захватили пруссаки...

Б а к у н и н. Где... Где Галичек?

(Студент переминается с ноги на ногу.

Бакунин медленно подходит к нему, преодолевает волнение, отводит юношу в сторону.)

Б а к у н и н (тихо). Галичек попал в плен? Что же вы молчите? Отвечайте... Он... убит? (Пауза.) А другие?

С т у д е н т. В плену...

Б а к у н и н (вдруг жарко). Вы видели, как он умер? Видели? Он ничего не сказал?

С т у д е н т. Нет.

Б а к у н и н. Такая смерть... проклятье!.. У вас есть еще друзья?

С т у д е н т. Я... лучше один. Я знаю, что делать.

Б а к у н и н. Надо спешить. Спасенье в Праге! (Вкрадчиво.) Послушайте, как ваше имя?

С т у д е н т. Ян.

Б а к у н и н. Хотите, Ян, быть моим другом? Вместо славного Галичка?

С т у д е н т. Хочу. Я знаю вас.

Б а к у н и н. Тогда скорей!

(Обнимает студента.

Тот направляется к выходу, но, не дойдя до двери, поворачивается и протягивает Бакунину руки.)